Разные лица - Семён Работников (1987)

Егорка усмехнулся и подумал о Фене. Она, казалось, в эту минуту встала рядом с ним, хотя он нисколько не напрягал воображение. Образ ее рождался от слова, оброненного кем-нибудь, от шелеста ветра, от вида облака или цветущей яблони. То, что началось между ними в детстве, продолжалось и крепло. Он хотел, чтобы его будущая жена была похожа на его бабушку и мать, и Феня ему казалась такой. На гулянье в толпе девушек и парней они глядели друг на друга, и все уже знали, что между ними что-то большое и серьезное, удивлялись, потому что они были слишком молоды, и шутили над ними. Он оставался с ней и наедине, первый раз — в темном коридоре клуба, где они случайно оказались после кино. Наверно, то же испытывает человек, впервые плывущий в лодке по бушующему морю, — страх, но в этом страхе была и радость, когда огромная волна чувств поднимала его на свой гребень. Он увидел ее прижавшейся к стене, когда кто-то отворил и снова захлопнул дверь из освещенного зала.

— Ты? — спросил он.

— Я, — ответила она.

И Егорка пошел к ней, под ноги попалось полено, он споткнулся и чуть не упал. Феня забилась от него в угол и стояла, выставив для защиты руки. Егорке показалось, что ее глаза блеснули, как у кошки. Он взял ее за руки, и это прикосновение обожгло его. Он не знал, что ему делать дальше, но Феня стала вырываться, и началась борьба, молчаливая, без слов. Хорошо, что было темно. Темнота и помогала им быть так близко друг к другу. Феня вырывалась, а Егорка снова ловил ее и затаскивал в самый угол. Они устали и тяжело дышали. Несколько раз в борьбе он нечаянно касался ее груди.

Совсем не таким в мечтах Егорка представлял себе первое свиданье — теперь было страшнее и радостнее. Неизвестно, сколько бы это продолжалось и чем бы закончилось — обидой или поцелуем или тем и другим вместе, но их осветили фонариком. Они зажмурились от яркого света и почувствовали свою незащищенность, как кроты на поверхности.

— А парень не лопух. Зажал девку в угол и тискает, — одобрительно сказал чей-то грубый голос. — Так ее, так!

Другой раз Егорка догнал Феню, когда она после гулянья шла домой. Увидев, что она идет одна, он побежал следом. Заготовленных слов не было, и он не знал, что будет говорить ей, когда окажется рядом. Наверно, глупо он будет выглядеть. Но что-то заставляло его бежать за белеющим в темноте платьем.

Услыхав позади себя шаги, Феня оглянулась, засмеялась и побежала от него. Но запыхавшийся Егорка настиг ее, Феня смущенно посмотрела на него, и они пошли рядом. Оказывается, слова и не нужны, можно молча идти рядом, вдыхать запах цветущей черемухи, глядеть, как колышется подол платья вокруг ног, и привыкать друг к другу. Это было так хорошо — девушка, ночь, кипенная в палисадниках черемуха, спящие избы!

Но вот настал день отъезда Егорки.

— Куда ты едешь, куда? — спрашивала Орина, глядя опечаленными глазами на своего единственного сына. — Разве тебе плохо дома?

Нет, не плохо было Егорке дома, пожалуй, очень хорошо, две женщины заботились о нем, и он не замечал, что у него нет отца. Но что-то неудержимо звало Егорку вдаль, несмотря на то, что здесь, кроме матери и бабушки, оставалась еще и Феня. Но не поймет, не узнает Егорка всей жизни, если останется, хотя так вольно, так хорошо было ему в деревне.

— Ну что ж, езжай, погляди на белый свет, — говорила Наталья, понимая его.

Она как-то вся потемнела, осунулась, нос и подбородок еще больше заострились, но старалась не показать, что сильно горюет, и тайком смахивала слезу. Она, видно, знала, что Егорка будет тосковать по дому, по матери, по всему привычному, по ней, старухе, и старалась укрепить его дух.

— Езжай… Я вот провожу тебя и тоже уеду.

— Куда, в степь? — спросил Егорка.

— В степь, — кивнула старуха головой.

— Там нет леса. Скучать будешь.

— Буду. Но хочется с дочерью пожить, помочь ей. Ведь у меня еще два внука, окромя тебя, а я их не знаю. Одного тебя растила.