Разные лица - Семён Работников (1987)

— Надумала я веники убрать на чердак. Поставила лесенку, да, видать, круто. Поднялась до половины лестницы, а она взяла да и поехала по стене. Я веники выронила, ухватилась руками за переклад и повисла, как удавленник. Поглядела вниз — высоко, не спрыгну. Стала вас звать: «Егорка, Орина, где вы?!» Пропали где-то. Может, думаю, мимо дома кто пройдет. Слушаю. Никто нейдет. На всякий случай все-таки кричу: «Люди добрые, помогите!» Не отзываются, точно вся деревня вымерла. «Ну и долго я так висеть буду?» — себя спрашиваю. Руки уж слабнуть начали. Дай-ка, думаю, я ногами-то по стене пойду, может, дотянусь ими до переклада, зацеплюсь, а там как-нибудь и на чердак тело перекину. Я легка, кожа да кости. И стала бревна ногами перебирать, подтянула их до груди. Тут руки-то у меня поехали, и полетела я. Лечу и думаю: вот и смерть моя, и какая глупая! О тебе вспомнила. Упала всей спиной и затылком, и свет во мне потух. Не знаю, сколько пролежала. Очнулась. Живая! Себе не верю. Может, думаю, я на том свете? Нет. Вижу: наши сени, рядом эта проклятая лестница валяется и веники. Пошевелилась — руки и ноги целы. Только голова, как котел, кипит и дыхание перехватывает. И снова, как назло, никто нейдет. Глянула я вверх, откуда летела, и снова мне страшно стало. Как это я уцелела, летевши с такой высоты?!

Егорка вышел в сени и посмотрел на переклад, представляя, как на нем, уцепившись руками, висела бабушка. Ему тоже было смешно и горько.

— Где же я был, а? — сказал он. — Я бы тебя на руки поймал.

— Поймать-то бы — не поймал, — ответила Наталья. — А хоть бы веников постлал. Все бы не так больно.

Они рассмеялись.

— Кто тебя сюда принес?

— Никто, сама… Полежала, отдохнула и по стенке до кровати добралась.

— Ты, бабка, лежи, поправляйся. Я сам все сделаю.

— Раз смеюсь, — значит, ничего.

Пришла Орина и, узнав, в чем дело, выругала Наталью.

— Ах, старая! Всегда она что-нибудь затевает! Без тебя, что ли, эти веники, будь они прокляты, не уберут!.. Может, лошадь запрячь, отвезти в больницу?

— Не надо. Если нутро цело во мне — так поправлюсь, а если разбилось, сдвинулось что́, врачи не помогут. Старо дело.

Ощупывая голову, она снова заохала.

— Ну и стукнулась я!.. Никто никогда заранее не знает, где споткнется.

Она прохворала всего два дня, тяготясь бездельем. На третий день Егорка, проснувшись, увидел бабушку уже на ногах.

— Бабка, что встала?

— Какой толк лежать? Мне легче, когда я что-то делаю.

— Ложись!

— Вот печь истоплю и лягу.

Дня три она ходила согнувшись и жаловалась на звон в голове, а потом снова выпрямилась и легко понесла свое сухое тело.

16

С годами Егорка отдалялся от своей бабки. Нет, он по-прежнему любил ее, просто — меньше бывал с ней, и она, чувствуя себя одиноко, часто просила его:

— Ну куда ты торопишься? Посиди, побудь со мной. Дай я погляжу, какой ты большой стал. Как время летит! Кажись, совсем недавно я тебя на руки приняла, вчерась ты маленький был и за мой подол держался, вместе ходили, куда я, туда и ты. И вот уже осьмнадцатый год. Ой, ой! — поражалась Наталья.

Сама она мало изменилась, потому что меняться ей было некуда — все те же глубоко сидящие в провалах глаза, длинный прямой нос, заострившийся и поднявшийся кверху подбородок. Может быть, прибавилось морщин на дряблой коже лица? Но Егорка всегда помнил ее старой, и ему казалось, что она как бы застыла в своем возрасте.

Вот мать его Орина стала совсем другой. Не блестели уже радужным переливом ее большие голубые глаза, густые волосы — и те как-то поблекли. Как у большинства вдов, женская красота перерождалась у нее в грубую мужскую силу.

— Женить скоро будем, — сказала Наталья, глядя на Егорку. — Я еще, может, правнука дождусь и посижу с ним, понянчу, как тебя нянчила.