Рембрандт - Аким Волынский

В 1639 году Рембрандт написал, исполняя всё тот же заказ Нидерландского наместника, «Воскресение Христа». Это настоящая красочная фантасмагория, производящая странное впечатление на глаз. Картина находится в Мюнхенской Пинакотеке. В противность обычным изображениям, Христос представлен приподнимающимся из гроба, крышку которого откинул парящий в воздухе ангел. Видна голова Христа, грудь и рука, взявшаяся за край гроба, чтобы облегчить себе дальнейшее вставание. На заспанном лице выражение тяжко-медленного пробуждения. Внезапное приподнятие доски вызывает, как в веселом фарсе, падение стоявшего над нею воина вверх ногами. Остальные воины, оперные, если не опереточные, представлены в позах страшного перепуга. У одного из них вылетает сабля из рук и останавливается в воздухе, как кинжал Авраама, упомянутый нами при рассмотрении библейской темы. Самым главным элементом этой картины является парообразное светлое облако, исходящее из гроба, как из взорванного какого-то артиллерийского снаряда или мины Уайтхеда. В этом облаке внимательный глаз может распознать молодую белую человекоподобную фигуру, как бы вставшую из гроба на призыв ангела. Фигура эта выписана чрезвычайно туманно, нельзя различить её пола. Это воздушно-светлая, преображенная абстракция человека. Но несомненно, что она есть, и что введена она в общую композицию не без некоторого замысла. Во всей этой комической буффонаде это единственная серьезная вещь. Как будто бы два воскресения изображены Рембрандтом: одно для заказчика и для зрителя, а другое, тайное, для самого себя. Отрешаясь от церковных традиций, художник мыслит воскресение человека в новой плоти, в новом просветленном и гармоническом рисунке тела, может быть, даже лишенном внешних половых признаков, воспринимаемом нашим простым взглядом лишь туманно, как бы сквозь мутное стекло. Когда все люди воскреснут, они будут лицезреть друг друга глазами к глазам. Так, видимо, и думал художник в соответствии с углубленным пониманием новозаветных текстов. Пока не произошло всеобщего воскресения, можно давать лишь неясные, дымные намеки на красоту, неуловимую для нашего чувственного глаза. Вся эта фигура, скрытно мерцающая в тумане, в некоторых отношениях является как бы предвосхищением таинственной светлой фигуры девочки в «Ночном Дозоре», имеющей там, впрочем, лишь политически-прикровенный смысл. Тут же перед нами взлет пластической мысли на иную необозримую высоту.