Нефертити - Мишель Моран (2009)

– Держись рядом, – предупредил он меня. – Как только мы достигнем Карнака, то направимся к храму пешком, а там на улицах будет столько простолюдинов, сколько ты в жизни своей не видела.

– Это из-за коронации? – спросила я, но он меня не услышал. Мой голос утонул в ржании лошадей, лязге колесниц и перекличке стражников.

– Да, а еще потому, что по городу пошли слухи, будто произошла реинкарнация Исиды.

Я обернулась на голос. Мне улыбался молодой военачальник Нахтмин:

– Красавица, способная исцелять прикосновением руки, если верить тому, что говорят дворцовые слуги.

Протянув руку, он помог мне подняться в паланкин.

– И каким же слугам понадобилось рассказывать об этом?

– Вы имеете в виду – для чего кому-то понадобилось платить слугам, чтобы они распускали подобные небылицы? – уточнил он. – Потому что если вашей сестре удастся покорить сердца народа, – пояснил он, – то ваша семья в этом царстве возвысится.

Носильщики подняли паланкины, и людское море поглотило молодого воина.

Когда процессия вошла в город, собравшиеся начали скандировать имя царевича, и, проходя мимо рынков, мы были ошеломлены страстью тысяч египтян, столпившихся на улицах и выкрикивавших имя моей сестры, умоляя Исиду дать свое благословение и нараспев восклицая: «Да здравствует царица! Да здравствует Нефертити!»

Когда люди со всех сторон обступили наши носилки, я попыталась представить себе, какое огромное количество сторонников должен был призвать отец, и только тут поняла, насколько велико простирается могущество визиря Эйе. Стражники беспрестанно отталкивали людей от носилок.

Я обернулась, чтобы взглянуть на Аменхотепа, который с нескрываемым изумлением смотрел на женщину, столь обожаемую в его царстве. Я видела, как Нефертити взяла руку Аменхотепа и высоко подняла ее, и по улицам прокатился оглушающий рев. Она с торжеством повернулась к нему, и на лице ее было написано: «Я – не просто жена, которую выбрала твоя мать!»

Когда мы подошли к барке, казалось, уже весь город скандировал:

– А-мен-хо-теп! Нефер-ти-ти!

От такой всенародной любви лицо царевича озарилось счастьем. Нефертити во второй раз взяла Аменхотепа за руку и подняла ее, после чего воскликнула так громко, что ее расслышал бы сам Озирис:

– Народный фараон!

Толпа, собравшаяся на берегу, окончательно обезумела. Стражники с большим трудом доставили нас к судну; мы быстро сошли на землю с паланкинов и поднялись на барку, но простолюдины уже окружили корабль. Стражникам пришлось отталкивать их от канатов и бортов. Когда же барка наконец двинулась вперед, позади нее, на речном берегу, остались тысячи провожающих. Толпа тут же устремилась вслед за кораблем по берегу, скандируя благословения и бросая цветы лотоса в воду. Аменхотеп же смотрел на Нефертити с видом человека, застигнутого врасплох.

– Вот, значит, почему визирь Эйе предпочел воспитывать своих дочерей в Ахмиме?

Нефертити раскраснелась от торжества и вдохновения, и потому голос ее обрел жеманную скромность:

– Да, а еще визирь не хотел, чтобы мы, подобно его сестре, верили в могущество жрецов Амона.

Я в страхе поджала губы. Но я понимала, для чего она это делает. Она просто следовала примеру Кии.

Аменхотеп удивленно заморгал:

– То есть ты полагаешь, что я – прав?

Нефертити коснулась его руки, и мне показалось, будто я ощущаю жар ее ладони, когда она решительно прошептала:

– Фараоны сами решают, что правильно, а что нет. А когда эта барка достигнет Карнака, ты станешь фараоном, а я – твоей царицей.

***