Нефертити - Мишель Моран (2009)

Она зашагала по коридору, и я поспешила за ней по пятам. Стоявшая перед покоями фараона пара стражников расступилась. Мы вошли в личную приемную Аменхотепа Младшего и остановились перед двумя дверьми, ведущими в разные комнаты. Одна из них явно была спальней Аменхотепа. Нефертити взглядом указала на вторую комнату:

– После празднеств она будет твоей.

Я во все глаза уставилась на нее:

– А где остановишься ты?

Она распахнула двери, ведущие в спальню царя, и я услышала, как ахнул от удивления Аменхотеп. Я успела мельком увидеть выложенные плиткой стены и алебастровые лампы, но потом Нефертити вошла к супругу и закрыла за собой двери. На мгновение в покоях воцарилось молчание, а потом из-за стены до меня донесся смех. Я ждала в приемной, полагая, что смех вот-вот утихнет, и надеясь, что сестра быстро вернется ко мне, но солнце все ниже и ниже клонилось к горизонту, а никаких признаков того, что кто-то вообще собирается выходить оттуда, не наблюдалось.

Я присела и огляделась по сторонам. На низеньком столике лежали поспешно набросанные на папирусе поэмы, посвященные Атону. Метнув украдкой взгляд на плотно прикрытую дверь в царскую опочивальню, я принялась читать стихи, чтобы скоротать ожидание. Это были восхваления солнцу. «Ты – тот, кто дарит дыхание всему живому… Твои лучи проникают в самую глубь огромного зеленого моря». Здесь лежала целая груда поэтических свитков, причем все они отличались друг от друга, но при этом все были посвящены Атону. Я читала несколько часов подряд, пока Нефертити с мужем разговаривали в спальне. Звук голоса Аменхотепа проникал сквозь стены, и я не смела даже вообразить себе, о чем они могут говорить столь долго и страстно. Наконец наступил вечер, и я уже начала спрашивать себя, а попадем ли мы вообще на празднество. Когда кто-то постучал в дверь, я было заколебалась, но потом до меня донесся отчетливый и радостный голос Нефертити:

– Мутни откроет.

Она знала, что я все еще жду ее в приемной.

По другую сторону двери стоял военачальник Нахтмин. Завидев меня в приемной фараона, он отшатнулся, и потому, как взгляд его метнулся к царской двери, я поняла, что он спрашивает себя, уж не взял ли Аменхотеп себе в любовницы обеих сестер сразу.

– Госпожа… – Он не сводил глаз с запертой внутренней двери. – Насколько я понимаю, фараон… занят другими делами.

Я зарделась как маков цвет.

– Да, он сейчас занят.

– В таком случае вы, быть может, возьмете на себя труд передать ему, что его отец и мать ожидают его в Большом зале. Торжества в его честь продолжаются вот уже несколько часов.

– Быть может, вы сами передадите ему это послание? – спросила я. – Я… мне бы не хотелось им мешать.

Он выразительно приподнял брови.

– Как вам будет угодно.

Нахтмин постучал в дверь фараона, и я услышала голос сестры, мило прокричавшей в ответ:

– Войдите!

Нахтмин исчез было за дверью, но мгновением позже появился вновь.

– Они сказали, что придут, когда будут готовы.

Я изо всех сил постаралась скрыть охватившее меня разочарование, и Нахтмин протянул мне руку:

– Но это вовсе не означает, что вы должны пропустить все торжества.

Я посмотрела на запертую дверь и застыла в нерешительности. Если я уйду, Нефертити рассердится. Она обвинит меня в том, что я бросила ее одну. Но ведь я уже долгие часы рассматриваю надоевшие узоры на мозаике в приемной, да и солнце уже зашло…

Я поспешно протянула Нахтмину свою руку, и он улыбнулся.

***

На возвышении в Большом зале теперь стояли сразу четыре золотых трона. Под ними располагался длинный стол, за которым сидели мои отец и мать – они ели и разговаривали с другими сановниками двора Старшего фараона. Военачальник Нахтмин подвел меня к ним, и я почувствовала на себе взгляд острых тетиных глаз.

– Визирь Эйе, – военачальник вежливо поклонился, – госпожа Мутноджмет прибыла.