Нефертити - Мишель Моран (2009)

Она развернулась к ближайшему слуге:

– Разыщи визиря Эйе и приведи его ко мне.

Я осталась сидеть, и когда появился мой отец, ему принесли другой стул с кожаными подлокотниками. Мы втроем наблюдали за Нефертити: она сидела на носу барки и о чем-то оживленно беседовала со своим супругом. Глядя на них, было невозможно представить себе, что еще сегодня утром они едва были знакомы друг с другом.

– Он говорит об Атоне, – с жаром воскликнула тетя. – Возвращаясь из храма Амона, он все еще несет всякий вздор о том, что его дед однажды приказал вырезать в изголовье кровати и на щите!

Я еще никогда не видела, чтобы тетя пребывала в такой ярости.

– Он погубит страну, Эйе. А ведь мой муж не будет жить вечно! Твоя дочь должна подчинить его себе, прежде чем он станет фараоном и Верхнего Египта.

Отец перевел взгляд на меня:

– О чем говорила Нефертити?

– Она слушает его, – ответила я.

– И все?

Прикусив язык, я кивнула, чтобы мне не пришлось лгать.

– Дай ей время, – Эйе обернулся к сестре. – В конце концов, не прошло еще и дня.

– За один день Птах* создал мир, – отозвалась царица, и мы все поняли, что она имеет в виду. За один день ее сын может погубить мир.

***

Во дворце Малката нас с Нефертити раздели и вручили новые платья для торжеств по случаю коронации.

Ипу и Мерит носились как угорелые, подбирая сандалии в тон нашим нарядам и подкрашивая нам глаза зеленой и черной сурьмой. Мерит с благоговейным страхом взяла в руки корону Нефертити и водрузила ее сестре на голову, пока мы все стояли и смотрели затаив дыхание. Я попыталась представить себе, каково это – быть царицей Египта и носить кобру вокруг головы.

– Что ты чувствуешь? – спросила я.

Нефертити закрыла глаза:

– Я чувствую себя богиней.

– Ты пойдешь к нему перед празднеством?

– Разумеется. Я войду, опираясь на его руку. Или ты полагаешь, что я допущу, чтобы он вошел вместе с Кией? То, что он вернется в ее постель, уже достаточно плохо само по себе.

– Таков обычай, Нефертити. Отец говорит, что он будет приходить к ней каждые две недели. Так что ты ничего не сможешь здесь поделать.

– Напротив, я смогу сделать очень много! – Взгляд ее заметался по покоям. – Во-первых, мы не останемся в этих комнатах.

– Что? – Я только что расставила по подоконнику все свои растения в горшках. И даже разобрала сундуки. – Но ведь мы пробудем в Фивах до тех пор, пока Тия не объявит, что мы переезжаем в Мемфис. Не хотелось бы сегодня укладывать все вещи заново.

– Ипу сделает это вместо тебя. Почему это фараон с царицей должны спать отдельно? Наши родители спят в одной комнате, – заметила она.

– Но ведь они – не…

– Власть! – Нефертити подняла вверх палец, в то время как наши камеристки старательно делали вид, будто не слушают нашего разговора. – Вот почему. Они не хотят, чтобы царица располагала слишком большой властью.

– Ты говоришь глупости. Царица Тия, по сути, является фараоном во всем, кроме титула.

– Во всем, кроме титула, – мрачно повторила Нефертити и принялась яростно расчесывать волосы, взмахом руки отослав прочь Мерит и Ипу. – А что есть у нас в жизни, кроме титула? Что останется после меня в вечности? Мое платье или титул, который я носила?

– Твои деяния. Их будут помнить.

– А будут ли помнить деяния Тии, или же они будут записаны на скрижалях в качестве тех, что совершил ее муж?

– Нефертити…

Я покачала головой. Она метила слишком высоко.

– Что? – Она отшвырнула гребешок в сторону, зная, что позже Мерит подберет его. – Хатшепсут была фараоном. Она сама короновала себя.

– Кстати, предполагалось, что ты должна отговорить мужа от некоторых вещей, – сказала я. – А на борту вы беседовали об Атоне!

– Отец сказал, что я должна взять вожжи в свои руки. – Она самодовольно улыбнулась. – Но не сказал, как конкретно. Идем.

– Куда?

– В покои царя.