Поворот не туда - Энни Уайлд

— Тёрнер, пожалуйста, скажи что-нибудь, — шепчет Эм, явно осознав, что произошло. — Нам не обязательно ставить елку. Прости меня, — ее голос дрожит, и я моргаю, постепенно выравнивая дыхание.

— Нет, — я тру глаза. — Просто дай мне всё подготовить.

Отпускаю Ганнера и встаю, держась к ней спиной. Я заставляю себя двигаться, выполняя рутинные действия: второй раз подрезаю дерево и сверлю отверстия, пока Эм стоит в стороне, на ее лице беспокойство.

Маленький эпизод, который она видела, — это еще ничего, и я с трудом сглатываю, размышляя о том, что может произойти дальше. Всё всегда начинается с таких небольших вспышек…

А это значит, что я теряю связь с реальностью.

Я смотрю на Эм, когда прохожу мимо с елкой и подставкой, Ганнер идет рядом. Он тоже чувствует, что моя рассудительность ускользает. Гнетущая тревога уже давит на мой разум. Я боялся, что однажды убью ее, а теперь эти страхи становятся реальностью. Вскоре я могу проснуться, и ее просто не будет.

Как не стало Томаса.

Я сосредотачиваюсь только на своих шагах, считая их, пока иду к дому. Может быть, я обманывал себя с тех пор, как она появилась. У меня дурное предчувствие, чем всё это для меня закончится. Но, всё же, Эм пробудила во мне часть, которая, как я думал, умерла вместе с Томасом…

Человеческую часть меня — ту, которая ненавидит всё, чем я стал. Ту часть, которая мечтала о белом заборе16, красивой жене и дворе, полном детей.

У меня никогда этого не будет, я знаю. Я этого не заслуживаю. Оглядываюсь назад на Эм, которая идет за мной в тишине, беспокойство ясно написано на ее лице.

Мне так чертовски жаль, Эм.

Глава 18

Я не так много знаю о посттравматическом стрессовом расстройстве, но услышала панику в голосе Тёрнера, когда он звал Ганнера. Реакция пса, практически растрогала меня до слез, когда он бросился в сарай с такой скоростью, как будто у него появилось срочное задание — намного важнее, чем когда он преследовал меня в лесу. Он знал, что Тёрнер нуждается в нем.

Даже сейчас, пока я нанизываю попкорн на леску, которую дал мне Тёрнер, используя то немногое, что у меня есть для украшения, я не могу избавиться от странного ощущения перемены в нем. В его глазах появилось что-то отстраненное, и это пугает больше, чем всё, с чем я сталкивалась до этого.

Особенно пугает, когда я вижу его сидящим на диване, всё еще в своей куртке.

— Ты голоден? — спрашиваю я, заканчивая самодельную гирлянду из попкорна и вставая на ноги.

— Нет, — отвечает он сухо, не отрывая глаз от огня в камине.

— Ладно, — тихо говорю я, обвивая жалкое украшение вокруг рождественской елки, которую он поставил у двери для меня. Я жалею о том, что попросила его принести ее. Я знаю, что это спровоцировало то, что произошло днем, и я чувствую себя ужасно из-за этого. Даже тот Тёрнер, который был то холодным, то горячим, выглядел менее мертвым и пустым внутри, чем эта версия — даже когда он запирался в комнате, он был менее пугающим, чем сейчас.

Когда я заканчиваю, осторожно подхожу к нему.

— Разве тебе не жарко? — указываю на его куртку.

Он качает головой и встает, возвышаясь надо мной.

— Я иду спать.

— Сейчас только семь, — возражаю я, следуя за ним на кухню. Он дотягивается до шкафа над холодильником и достает новый пузырек с рецептурным снотворным. Я поджимаю губы, когда он направляется в коридор, замечая, как дрожат его руки.

— Тёрнер, подожди, — окликаю я, догоняя его быстрым шагом, Ганнер следует за мной. Я не могу позволить ему уйти наверх одному, у меня есть ощущение, что он может не вернуться обратно. — Пожалуйста, — я резко хватаю его за руку.

— Отпусти меня. Я просто хочу немного поспать.

— Не уходи, — мой голос дрожит, и он наконец поворачивается ко мне, его взгляд больше не жесткий, как обычно. В его глазах я вижу открытую, раздирающую боль, и все мои сомнения насчет него мгновенно исчезают.