Поворот не туда - Энни Уайлд

— Это не для растопки. Это рождественская елка. Я просто подумала… не знаю, — Эм роняет топор в снег, ее щеки заливаются еще более глубоким румянцем. — Я даже не знаю, как обращаться с настоящей елкой.

— Дай сюда, — поднимаю топор. Если она хочет это чертово пожароопасное дерево в доме, я ей помогу. Я делаю два удара, и тоненькое деревце падает. Она смотрит на меня с широко распахнутыми глазами, пока я протягиваю топор обратно. — Только не пытайся им на меня замахнуться, и я найду всё, чтобы установить елку внутри.

Она искренне улыбается, ее черные перчатки обхватывают деревянную ручку.

— Договорились.

Я отгоняю воспоминания, которые начинают всплывать, пока тащу за собой дерево, чтобы подготовить его. Прошло пятнадцать лет с тех пор, как у меня в последний раз была рождественская елка, и с ней приходят воспоминания, когда я был нормальным. Когда у меня появлялась возможность побыть быть дома, меня окружали рождественская стряпня мамы и смех отца.

И Томми.

И Тейлор.

— Блядь, — бормочу я, толкая дверь сарая, качая головой, мои руки дрожат. Вот почему я избегаю праздников. Они напоминают мне обо всех моих ошибках. Я бросаю дерево у двери и иду на чердак, поднимаясь по старой деревянной лестнице. Она скрипит под моим весом, и часть меня желает, чтобы она просто рухнула.

Но нет, я добираюсь до верха и вижу все эти болезненные вещи — семейные коробки с памятными вещами, охотничье снаряжение отца, военная форма брата, этот список можно продолжать бесконечно. Я заслуживаю видеть напоминания о том хаосе, который я устроил. Глубоко вдыхаю, голова становится легкой, когда я прохожу мимо и нахожу старую подставку для рождественской елки Томми, которую он использовал, пока здесь жил. Не знаю, для кого он тогда ее ставил.

Но это не важно.

Я беру ее, осознавая, что последним, кто прикасался к этому металлу, был мой мертвый брат. Желудок сводит от угрызений совести, воспоминания угрожают нахлынуть.

— Ганнер, — зову я собаку, спускаясь с лестницы. Голова начинает пульсировать с бешеной скоростью, словно лопасти вертолета. — Ганнер, — кричу я, когда звуки войны возвращаются и заполняют звенящую тишину в ушах.

Шумные шаги Ганнера превращаются в стремительные, когда он мчится ко мне, как раз вовремя, чтобы я уронил подставку и ухватился за него.

Я сжимаю глаза, когда хаос войны вспыхивает в моем сознании. Тяжесть ужаса нависает над плечами, и я дышу ровно, считая до семи при каждом вдохе и выдохе. Страх проникает во всё мое тело, перекатываясь волнами и соблазняя всплеском адреналина — того самого, что пробуждает монстра внутри, жаждущего войны и убийств.

— Тебе нужно уходить, — кричит Тейлор мне на ухо, его тяжелая рука ложится на мою шею. — Выведи их отсюда.

— Я тебя не оставлю, — кричу я ему. — Я не уйду без тебя.

Но Тейлор больше ничего не отвечает. Теплая, липкая жидкость разбрызгивается по моей шее, когда он выплевывает кровь в последние секунды своей жизни. Я держу его, даже когда она стекает мне за воротник, пропитывая униформу.

— Вытащим его отсюда, — Брэдфорд появляется из ниоткуда, протягивая руку в темном, жарком помещении. Во рту привкус песка, но я киваю, чувствуя, как жизнь покидает моего младшего брата. Он уже не здесь, но я не собираюсь его бросать.

— Тёрнер, ты в порядке? — спрашивает меня Брэдфорд, но его голос звучит странно. Слишком тихий. — Тёрнер?

— Тёрнер, — мягкое прикосновение ложится на мою шею. — Ты в порядке?

Я качаю головой, пока шум в голове стихает, ослабляя железную хватку на Ганнере. Сердце громко стучит в ушах, когда я поднимаю взгляд и внезапно осознаю, что нахожусь в сарае с подставкой для рождественской елки, своей собакой и женщиной, которую держу в плену.

И я чувствую себя совершенно опустошенным.

Если бы мой брат мог увидеть всю эту глупость, боль и смерть, он был бы чертовски разочарован во мне.