Разные лица - Семён Работников (1987)

Были у него здесь не только беспросветные будни работы, но и праздники, когда он, отложив все дела, сам заряжал много раз стреляные гильзы и шел на охоту — в августе на уток, по первой пороше на зайцев, зимой на тетеревов или в дубовую рощу на белок. Так грохнет Ефим из своей двустволки, что расколется воздух, и эхо долго будет перекатываться, пока не заглохнет в дальнем лесу. Так и возликует его сердце.

Ефим не заметил, как на скотный двор вошел председатель. Жигалин оглядел убогое хозяйство — покосившиеся стены, подгнивший дощатый пол, балки с паутиной — и поразился тому, что тут получали самые большие надои во всей области. Стараниями, что ли, этого человека, который сейчас раздавал корм? Он окликнул его, и они поздоровались.

— Последние дни стоят коровки, — сказал председатель.

— Останные, — вздохнув, согласился Ефим.

— Да не тужи ты! — Жигалин даже хлопнул его по плечу. — Такой комплекс отгрохали — загляденье! Со всей округи виден, как храм! А ты по этим гнилушкам вздыхаешь. Разобрать его на дрова — и с концом.

— Погодите ломать. Может, подо что-нибудь еще пригодится. Его после войны наши манинские мужики строили. Я мальчишкой был, бегал глядеть. Главное — столбы дубовые, снизу обожженные, долго простоят. А стены можно перебрать.

— Да на что он нам, твой коровник! — удивился председатель. — На комплексе поместится скот со всего хозяйства, и еще место останется. Шутка ли — на две тысячи голов! Вот это масштабы!

Жигалин умерил свой восторг и дальше заговорил спокойно.

— Хотим, Ефим Иванович, предложить вам занять новую должность. Вы у нас наша гордость. Вот и будете заведующим животноводческим комплексом.

— Кто? Я? — Ефиму почудилось, что он ослышался.

— Вы, вы! — дважды повторил председатель.

У Ефима приятно встрепенулось сердце. «Кем ты работаешь?» — спросит приехавший в отпуск товарищ. «Да так, — небрежно ответит Ефим, — завом животноводческого комплекса на две тысячи голов крупного рогатого скота». «Ого!» — поразится товарищ, и вся спесь слетит с него: он-то там слесарит на заводе. Оказывается, большой должности можно добиться, никуда не уезжая, а сидя дома на печи. Нет, не сидя, конечно, а вкалывая во все лопатки.

Все это быстро мелькнуло в сознании Ефима. Он ожидал, что ему предложат какую-нибудь работу, но только не такую.

— У меня образование маленькое, всего семь классов. А у вас там ученых полно, — сказал он.

— Дело не в образовании, Ефим Иванович. Иной и с институтским дипломом, а чурка чуркой. Вы же без всякого образования добивались лучших показателей по области.

— Да весь секрет-то, может… — Ефиму хотелось высказать самое главное, что смутно бродило в нем, но он не подобрал слов; нет, что ни говори, а плохо быть малограмотным: сказать-то как следует не можешь, хоть мычи, как бык.

— Так что перебирайтесь в Андреевское, — председатель говорил как уже о решенном. — Вместе с вами переедут сестра с зятем. Дадим вам в одном дому по квартире. Будете через стенку перестукиваться. Приведете с собой двух доярок — жену и сестру. Кадры!

Председатель уехал и оставил Ефима в раздумье. Хотя размышлять особо и не о чем. Здесь работы никакой, бригада ликвидируется. Куда-то подаваться все же придется. А куда ехать, если ему предлагают и почетную должность, и квартиру всего в четырех верстах от родной деревни. Видно, и впрямь Жигалин за него все обдумал.

Отказалась уезжать одна мать.

— Вы как знаете, — сказала Прасковья, — а я хочу умереть в своем дому.

Ее не стали отговаривать.

Уже по снегу Ефим с Рудольфом перегнали стадо в Андреевское.