Разные лица - Семён Работников (1987)

Их разговор слышал сын Василия, Славка, четырнадцатилетний мальчик. Он собирался идти гулять, но как только услышал о кабанах, глаза его расширились и загорелись. Видно, тоже охотник будет. Уж такая их вся порода. Василий научил его стрелять, отдал ему старое одноствольное ружье. Жена ругалась, что он рано пристрастил сына к охоте. Но Василий сам начал охотиться чуть ли не с двенадцати лет.

Когда бригадир ушел, Славка сказал:

— Папа, и я с тобой пойду завтра.

— Еще что выдумаешь?! — Василий строго посмотрел на сына.

В тот вечер Славка не стал настаивать, но что-то задумал.

Василий с трудом стащил с натруженных ног сапоги, оставил их на крыльце и пошел в сени спать. Уснул он сразу и спал крепко, без сновидений. В жизни у него было все твердо и прочно, и душа была покойна. Никакое предчувствие не шевельнулось в нем.

Он проснулся, как обычно, на рассвете, вспомнил о разговоре с бригадиром и тут же поднялся. Перед охотой ему всегда было весело. Но он скрывал это веселье, и лицо его было сосредоточенным. Из подполья достал кринку кислого молока и через край всю ее выпил. Это был его обычный завтрак. В старый рюкзак положил полбуханки хлеба, огурцов и сала — подкрепиться, когда захочется есть. Движения его были четкими, рассчитанными и скупыми. В пять минут он уже был готов.

Открыв дверь из сеней на крыльцо, Василий увидел сына. Тот стоял на ступеньках, тоже готовый, в поношенном пиджаке, который был ему мал, в кепке и с ружьем на плече. Как он смог проснуться в такую рань? А может быть, он не спал и всю ночь стерег отца.

— Ты куда собрался? — удивился Василий.

Славка повел глазами по сторонам, а потом уже робко, как провинившийся, глянул снизу вверх отцу в глаза.

— С тобой… на охоту…

— Никуда ты не пойдешь! Иди спи! — Василий сразу взял резкий тон и, не глядя больше на сына, затопал по ступенькам.

— Ну, папа, миленький, голубчик, возьми, пожалуйста. Ну что тебе стоит? — Славка, плача без слез, ухватил его за рукав брезентовой куртки. — Я не помешаю тебе. Я только издали буду смотреть. Возьми-и…

Говорил он взахлеб, торопливо, видно, боялся услышать еще раз отказ.

В их простой крестьянской семье так не называли друг друга. Василий, ухаживая за своей будущей женой, никогда не говорил ей ласково. Даже слово «люблю» он ни разу не произнес, а просто сказал ей, когда подошло время: «Давай, Клава, распишемся». Любовь как бы сама собой подразумевалась в их отношениях, и зачем о ней надо говорить.

Где Славка узнал такие слова? В школе, что ли, его научили. Они-то и поколебали Василия. Славка почувствовал его нерешительность и заговорил с еще большим жаром:

— Папа! Расхороший мой папочка! Я пойду с тобой! Ладно?..

Василий сознавал, что делает не то, но в эту минуту у него не повернулся язык отказать сыну. Не слова в конце концов переубедили его: он видел, как сильно сыну хочется пойти с ним на охоту.

Всю дорогу они шли молча. Сын больше не решался с ним заговорить и радовался про себя. А охотничье настроение Василия было испорчено: смутная тревога вкрадывалась в душу. Но это не было, конечно, предчувствием страшной беды.

За себя Василий никогда не боялся. Казалось, с ним ничего не могло произойти, словно он был заговоренный.

Солнце еще не взошло, и небо было как разбавленное водой молоко. На рассвете чистое небо всегда кажется таким. День сулил быть ясным. Уже несколько дней стояла сухая теплая погода. На дороге толстым слоем лежала пыль. В утреннем воздухе она лениво поднималась из-под их сапог.

Они свернули с дороги и пошли опушкой леса. Роса быстро смыла пыль с обуви. Василий как будто и не спешил, но шел ходко. Сын едва успевал за ним. Через двадцать минут они были уже на месте.

Бригадир сильно преувеличил, сказав, что кабаны выпахали полполя. Оно было подпорчено у самого леса. Тут было тихо, глухо, и кабаны стали считать поле своим и, наверно, наведывались сюда каждый день.