Разные лица - Семён Работников (1987)

Но вот однажды прошел слух, что Григорий вернулся со службы. Он знал, что его ждет в родной деревне, и не очень-то показывался на улице, не щеголял клешами и бескозыркой, где золотились буквы «Северный флот», а тихо отсиживался дома. Когда надо было навестить родню, он шел задами в сумерках.

Раиса перестала ходить на гулянье, и на лице ее появилось растерянное выражение. Однажды женщины собрались на Акулинином проулке, глядели на Генку и шушукались между собой.

— Подойди-ка, родной, к нам, — позвали его.

Генка послушно подошел.

— Где твой отец?

— Он моряк, во флоте служит.

— Он, золотой ты наш, домой пришел.

— Домой пришел?

— Хочешь — он тебе бескозырку с лентами подарит?

— Хочу.

— Тогда надо навестить его. Дом с голубыми наличниками у пруда — знаешь?

Генка глядел на всех доверчивыми глазами. Он привык к вниманию женщин и нисколько не стеснялся их.

— Как войдешь в дом, скажи громко: здравствуй, папа! Я твой сын! Понял? — наставляли его женщины.

— Понял. Так и скажу: здравствуй, папа! Я твой сын! После этого он мне и подарит бескозырку с лентами?

— Наверно, подарит. Только ты сам-то ничего не проси. Он сам догадается… Понятливый ты, Гена, сразу видно, в Филиппову породу… Найдешь ли дом-то?

— Найду.

— Ну да ладно, мы тебя проводим и укажем дом.

Генка, в застиранных штанах, в перелицованном пальтишке, в ботинках с облупленными носами и стоптанными каблуками, но еще годных к носке, пошел по тропке. Был он серьезен, словно понимал важность происходящего, и это серьезное выражение делало его похожим на взрослого мужичка. На некотором расстоянии от него шли женщины, переговаривались и глядели, чтобы он не сбился с дороги. Через каждые тридцать — сорок метров кто-то из женщин отставал; так что, когда Генка подошел к пруду, позади него шла только одна, та самая, которая больше всех наставляла его. Но и она, указав Генке рукой на дом с голубыми наличниками, встала за частокол. Генка направился к дому. У самого крыльца он оглянулся, видно, немного робея и ища одобрения и поддержки. Но вокруг никого не было.

За то время, которое Генка пробыл в доме отца, женщины все извелись. Долго его нет. Значит, план, задуманный ими, осуществляется. Генку посадили за стол, потчуют, суют в карманы штанов гостинцы, отец гладит его по голове, заглядывает в глаза, удивляясь сходству с собой, расспрашивает о жизни, о матери…

Но вот Генка показался на крыльце. Что-то карманы его не топорщатся от гостинцев. Да, кажется, недолго он и пробыл там. Вот он уже близко. Выражение лица его не изменилось, и шаги такие же. Он поравнялся с первой женщиной, глянул на нее, она пошла рядом с ним, но сразу не стала расспрашивать, а берегла его рассказ для всех. Вторая женщина отделилась от палисадника и пошла с ними, потом третья…

— Ну, хороший ты наш, рассказывай все по порядку. Ничего, гляди, не забудь. Да не спеши… Ну, вошел ты в дом…

— Вошел я в дом и говорю: здравствуй, папа! Я твой сын! Стою и гляжу, где бескозырка с лентами.

— Кто в избе-то был?

— Молодой дядя, старый дядя и старая тетя. Дяди, молодой и старый, за столом сидят, а старая тетя из кухни все на меня заглядывала.

— Ну и что они тебе сказали?

— Долго ничего не говорили. А потом сказали: «Много у тебя отцов».

— Так и сказали?

— Так и сказали. Я стоял и ждал, когда они мне бескозырку с лентами дадут. А потом мне надоело, и я пошел.

4

Раиса отлучалась по колхозным делам, Акулина все чаще болела, в доме иногда по два дня не топили печь, и Генка рос сам.