Разные лица - Семён Работников (1987)

Потом Егорка стал думать: почему Тихон подарил ему гармошку? Не из-за рассказа же Егорки об отце? О том, что его отец погиб, Тихон знал давно, но не отдал гармошку раньше, она валялась где-нибудь на дне сундука, и только нынче он почему-то достал ее.

Перед глазами Егорки встали похороны жены Тихона Зинаиды. Вся деревня провожала ее на кладбище, первым за гробом шел Тихон и по-мужски неумело плакал, бабы вздыхали, жалели Зинаиду и говорили: «Жениться ему надо, Тихону-то. Мужик один без бабы не проживет. Девку брать ему не для чего, он в годах, старшая дочь — сама невеста, а какую-нибудь вдову, у которой один-двое ребятишек». Ясно предстала Егорке его молодая и красивая мать, у которой он один, и он все понял. Праздник сразу погас, и гармошка уже не обжигала радостью руки.

Что же ему делать с ней? Встречаться с Тихоном он не хотел. Оставить гармошку у себя — значит укрепить за ним право на свою мать. Эту мысль Егорка сразу же отмел. Он выбрал другое — подошел к дому Тихона, отворил дверь в сени и положил гармошку на лавку, так, чтобы Тихон сразу увидел ее и обо всем догадался. С колотящимся сердцем Егорка побежал домой. Наталья со своими подругами сидела на скамейках, вынесенных ради праздника под окна.

— А мама где? — спросил он.

— Вон с бабами.

Орина заметила его и уже шла домой. На ней была серая юбка и коричневый выгоревший жакет. Нет, не нарядно была она одета. Только красиво вились из-под платка ее темно-русые волосы.

— Ты что такой? — мать сразу поняла, что он чем-то расстроен. — С мальчишками подрался?

— Нет, не дрался. Есть хочу.

11

На другой день праздник кончился. Некогда было долго гулять, поспевала земля, и люди с утра до вечера были заняты на работах. Целую неделю день и ночь дул сильный ветер, подсушивая поля. Пришла самая лучшая пора, пора цветенья.

Орина работала на колхозных полях, Наталья — в своем огороде. Истопив печь, она брала заступ и в который раз за свою жизнь перекапывала землю, Наталья никогда не спешила, но все у нее получалось споро, глазом не успеешь моргнуть, а уже аккуратно оправлена гряда под лук, посажено пол-участка картошки.

— У тебя уже все?! — удивлялась Орина. — А я только собралась выйти тебе помочь.

— Отдыхай, милая. Умаялась, чай.

Егорка после школы тоже брал лопату и помогал бабушке, которая никогда не неволила его трудом и часто говорила:

— Ладно, иди погуляй. Я сама.

Нерадостной была для него эта весна: его неотвязно мучила мысль о намерении, пока еще скрываемом, Тихона жениться на его матери. Егорка стал тише, похудел с лица и ни о чем другом не мог думать.

Тихон был мужик работящий, но он был чужой. Вот если бы вернулся отец, Егорка бы радовался. А то целоваться-миловаться матери с другим — к этому он не мог спокойно относиться. Тихон был ненужный и лишний в их семье, где все чувствовали себя родными и на месте, как бревна в их старом доме. Стоит кому-то появиться, как вся слаженность рухнет, это будет уже не семья, а люди, живущие под одной крышей, ощущающие одну лишь неловкость, Егорка — к матери и Тихону, мать — к нему, где-то на отшибе будет жить бабушка, да и вряд ли она будет жить с ними. А потерять ее было для Егорки так же страшно, как потерять мать. Пожалуй, бабушку он любил даже чуть больше, потому что с самого рождения чаще видел перед собой ее лицо. Она заботилась о нем не меньше его матери, всегда занятой на работе в колхозе. Наталья признавалась ему, что она любит его сильнее, чем любила своих детей, которых ей любить-то было некогда. Он видел также некоторое превосходство души и рассудка Натальи над сердцем и умом Орины, и это тоже притягивало его к бабушке.