За решеткой - Никки Джеймс

— Неправда. Ты винишь себя. Я это вижу, — наши взгляды схлестнулись, и я увидел правду еще до того, как он это подтвердил.

— Каждый день, — он рассмеялся, но в этом звуке не было веселья. — Я почти двадцать лет играл в игру «а что, если» — еще до того, как меня заперли здесь. А что, если бы я сильнее постарался любить ее так, как она того хотела? Мы бы остались парой. Она бы никогда не встретила Исайю. А что, если бы я пошел в полицию в день, когда она сказала, что ее изнасиловали? А что, если бы я оказался быстрее в тот день, когда Исайя ее убил?

— Но «что, если» не меняет прошлое.

— Вот именно.

— Что случилось с Исайей? Когда тебя арестовали, ты сказал полиции правду. Ты не признал свою вину, я это читал. Его должны были вызвать в суд.

— Вызвали, но учитывая моего защитника от государства и его дорогого адвоката, статус рейнджера у его папочки, мои прошлые аресты и тот факт, что в то время я находился на условно-досрочном освобождении с ограничительным ордером, все улики указывали прямиком на меня. А все остальные улики? Все, что хоть как-то обличало Исайю? Такие вещи имеют гадкую привычку исчезать или не приниматься судом из-за процедурных ошибок. Они скрыли его причастность как можно лучше.

— А твои апелляции?

Бишоп вздохнул.

— Я не могу позволить себе дорогого адвоката. Те, которых назначают, вполсилы пытаются заставить судью прислушаться, но это не заставит людей передумать. В конечном счете, никто не готов очень усердно трудиться ради бедного черного мужчины, который выглядит скорее виновным, чем невиновным.

Я закрыл глаза и раздраженно покачал головой.

— Но не могли же они скрыть все. Что насчет его отпечатков на ноже. Его ДНК должна быть везде по той комнате. Кеон был его сыном, и это должно было всплыть. Соседи должны были что-то видеть. Почему не...

— Энсон, — мое редко используемое имя остановило меня как вкопанного. — Я с этим делом прошел огонь, воду и медные трубы, поверь мне. Если мне не удастся заполучить адвоката, которому на меня не плевать, то ничто не помешает мне последовать по стопам Джеффа.

— Но должен же...

Он поднял свою огромную ладонь, заставляя меня замолчать. Не сказав ни слова, он отступил глубже в свою камеру и покопался в куче вещей под кроватью. Вернувшись, он помахал мне папкой.

— Тут все по моему делу, включая бесчисленные апелляции, поданные за многие годы. Я изучил все от и до. Подметил все нестыковки. Мой адвокат подходил к делу с разных углов. Работает ли она усердно ради меня? Я так не думаю. Есть ли ей дело до моей жизни? Вряд ли. Думаю ли я, что некоторые вещи игнорируют или скрывают? Стопроцентно. Но люди не станут меня слушать, — он кивнул на люк. — Возьми, если хочешь. Сделай себе копию. Я даю свое разрешение. Прочитай. Это ответит на все твои вопросы. Вот увидишь.

Папка была толщиной больше пяти сантиметров, бумаги норовили вывалиться по краям. Листы были помятыми, обтрепавшимися и зачитанными до дыр. Сама папка была такой старой, что того и гляди развалится. Корешок треснул и обшарпался.

Это было заманчиво.

— Возьми, — повторил Бишоп. — Пусть лучше ты узнаешь ответы отсюда, чем будешь просить меня снова и снова переживать это. Мне нравится говорить с тобой, босс, но я бы предпочел говорить о книгах и курице гриль, если ты не возражаешь.

Не сводя взгляда с папки, я кивнул.

— Я возьму ее ближе к своему обеденному перерыву. Так я смогу убрать ее в рюкзак.

Бишоп прижал папку к груди и уже собирался повернуться спиной, но тут я нашел в себе силы вновь заговорить.

— И Бишоп?

Он ждал.

— Мне тоже нравится говорить с тобой.

Наградой мне стала легкая улыбка, а затем он повернулся к кровати и положил папку. Отчаянно желая удержаться за наш момент, я отбросил в сторону все вопросы об его деле и остался у окна, желая... нуждаясь... в большем.