За решеткой - Никки Джеймс

— Расскажи о своей семье. О твоем квартале и этих рисунках на стенах. Пожалуйста?

Он не вернулся к окну, и на мою грудь давило сожаление. Вместо этого он опустился на кровать и оперся локтями на колени. Он оценивал меня взглядом, и та дразнящая улыбка вернулась.

— Я расскажу тебе про свою семью, если ты расскажешь о своей.

Стены приватности, которые я поддерживал вокруг себя в присутствии заключенных, не существовали с Бишопом. Я без раздумий ответил улыбкой.

— По рукам.

Небольшая часть меня встревожилась от того, как легко я согласился, с какой готовностью впускал его в свою душу, но я доверился чутью, а чутье говорило мне, что с Бишопом безопасно. Бишоп мне не навредит. Бишо был так же заинтересован и заворожен мной, как я — им.

— Что хочешь узнать в первую очередь? — спросил он.

— О твоей семье?

— Ладно, — он провел рукой по подбородку. — Меня и Джалена воспитывали бабушка и дедушка. Мне было шесть, когда родился Джален. Наша мать умерла меньше чем через неделю после рождения моего брата. Мы оба появились на свет через кесарево сечение, но после выписки она не берегла себя, как должна была — поднимала ребенка, носилась по дому и делала домашние дела, бегала по лестницам вверх-вниз.

— Я гулял с бабушкой, а она осталась дома с Джаленом. У нее разошлись швы, и она не сумела добраться до телефона, чтобы вызвать помощь. Бабуля привела меня домой только поздно вечером. Она нашла мою маму в ванной комнате. Ее внутренности вываливались из ее тела. Я сам этого не видел, но мне рассказали, когда я стал старше. Бабуля вызвала скорую, и они приехали, увезли маму в больницу. Она провела там несколько дней, но в итоге подхватила ужасную инфекцию и умерла.

— О Боже. Мне так жаль. Это ужасно. Я даже не знал, что такое может случиться.

— Я тоже. Я почти ее не помню. Только маленькие картинки в моей голове то тут, то там. Запах ее парфюма.

— Где был твой отец?

— Он был каким-то бродягой, бандитом и дилером наркотиков. Бабуле и дедуле он никогда не нравился, думаю. Он немного появлялся, когда я был маленьким, а Джален — еще младенцем, а потом однажды перестал приходить. Бабуля решила, что его убили или посадили. Он все равно не желал воспитывать двух мальчиков. С бабулей нам было лучше.

— Я не знал своего отца. Он смотался еще до моего рождения.

— А твоя мама?

— Она воспитывала меня сама. Давала все лучшее, насколько могла, и всегда любила меня безусловно. Даже когда... — я бегло глянул в обе стороны.

— Не говори этого, — предостерег Бишоп. — Никогда не знаешь, кто слушает.

— Она научила меня любить письменную речь.

— Бабуля меня тоже приучила.

— Я из Мичигана, — признался я, чувствуя спешное желание включить Бишопа в мой круг. — Вырос в городке под названием Гранд Рапидс. Переехал в Портленд, штат Мичиган, когда получил работу в Айонии. Маме это не понравилось, потому что ей хотелось, чтобы я был рядом, а Портленд почти в часе езды.

— И теперь ты в Техасе? Она явно не в восторге.

Я рассмеялся, слыша в мыслях ее обеспокоенный голос.

— Явно нет. Она ненавидит, что я убежал так далеко. Беспокоится. Ей не нравится, что я работаю в отсеке смертников. Да вообще ей не нравится, что я все еще работаю в тюрьмах.

Бишоп умолк, и я захлопнул рот, осознав, что сказал. Его глаза прищурились, и он склонил голову набок.

— В Айонии с тобой что-то случилось, — это не был вопрос. Он был умным и наблюдательным.

— Да. Я бы сказал, но лучше не оглашать детали здесь. У стен есть уши, — я вскинул бровь, умоляя его понять.

Он понял. Поднявшись с кровати, он подошел ближе, осматривая меня, насколько позволяло окошко, словно искал улики или ответы.

— Они навредили тебе? — спросил он приглушенно.