Рембрандт - Аким Волынский

Очень интересны этюды головы Матфея, исполненные на дереве в 1661 году и хранящиеся в Париже, в частных коллекциях. Головы эти писаны светящимися мазками, резкими пятнами, и представляют собою превосходные еврейские портреты. Из-под ермолок выбиваются кольцами пряди и пейсы, кудреватою кажется и борода. Глаза горят в глубоких орбитах и лоб белеет своими горбатыми выступами, приобретая характер клочков могучей скалы. Это два монументальных еврейских портрета, в которых глаза и лоб играют первую роль. Это евреи из черты оседлости, на которых направлен магический рефлектор. Чистый дух иудаизма тут несколько испорчен противоестественною габимностью, насильственною мистичностью, не свойственною евреям. Этюд на дереве от 1663 года, находящийся в частной берлинской коллекции, тоже обращает на себя особенное внимание. Это опять еврей, в розенкрейцеровском озарении, но данный в профиль – резкий и острый. Опять создано впечатление монументальности, не оправданной действительным содержанием модели. Тут Рембрандт вступает на путь экспериментов. Самый простой бородатый извозчик может представиться нам Сократом, если придать ему умелый грим и освещение. Так именно поступал и Леонардо да Винчи. Он брал попавшуюся модель с миланского базара, и, исказив карандашом некоторые её черты, вдруг являл зрителю какой-нибудь характерный шарж. Так же поступал и Рембрандт. Повернув чью-либо голову в резком профиле и облив её театрально-таинственным светом, он получает создание, необычность которого поражает на первый взгляд, но улетучивается при дальнейшем рассмотрении. Всё-таки перед нами не Сократ, не Иеремия, не Иезекииль. Это только приодетый и принаряженный садагурский еврей, который безмерно выиграл бы, если бы был представлен в своей натуральности. Интересен этюд головы человека, от 1665 года. В этом этюде обращает на себя преимущественное внимание освещение. Всё лицо в тени, лишь конец носа и часть правой щеки освещены. Это настоящий тур де форс chiaroscuro, осложненный и тенью от широкой шляпы. Две крупных головы, исполненных «черною манерою» Пикаром, в начале XVIII столетия, воспроизводят оригиналы Рембрандта 1559 года. Первая голова, почему-то, названа: «Философ Зенон», тогда как это типичный образ Христа, в традиционной прическе, с головою в мягко-сантиментальном склонении и закрытыми глазами. Вторая голова в ермолке и с бородою в винчианском стиле, с резкой светотенью в лице, с закрыто-открытыми глазами, почему-то названа: «Философ Лукиан». Это опять инсценировка с какой-нибудь случайной еврейской модели. Прекрасный набросок представляет собою голова молодого еврея в темном итальянском колпаке, без обозначения года. Чертами лица она живо напоминает неверного слугу в рассмотренной нами живописной притче. По-видимому, Рембрандту служила в обоих случаях одна и та же модель. Кулак с отступившим большим пальцем – жест чисто еврейский, не без нюанса диалектики. Среди евреев попадаются такие молодые красавцы, привлекающие к себе внимание даже женщин. Но бледные красавцы эти, гибкие, тонкие и стройные, ничего этого не замечают. Они погружены в молитву и талмуд. От 1655–1660 годов к нам дошел этюд ангела довольно странного вида. Лицо, совершенно реальное, представляет собою чей-то портрет. Но модели придана белоснежная фантастическая одежда и к ней приставлены широкие, распахнутые крылья. Розенберг, допуская, что произведение это принадлежит Рембрандту, отмечает его сходство с деталью картины Гельдера, с изображением Жертвоприношения Маноя.