Рембрандт - Аким Волынский

Жанровые офорты 1631 года представляют собою настоящий калейдоскоп. Вот перед нами старый еврей с широкой бородой, в ермолке. Превосходный кусочек действительности, окружавшей Рембрандта. Скользя глазами по листу, мы встречаем человека с выпяченным ртом, с длинным ухом, с подчеркнутыми восточно-еврейскими чертами. Такую физиологически верную экспрессию мог схватить только Рембрандт, где-нибудь на задворках Амстердама, в заброшенной какой-нибудь окраинной синагоге. Бородатый старик, с всклокоченными волосами, (В. 297), в очень посредственной гравюре, вызывал споры исследователей. Из них Мидльтон допускает принадлежность офорта Рембрандту, но только потому, что имеющаяся на нём подпись сходна с подписью мастера. Два офорта этого года представляют живой интерес. Старый нищий сидит со своею собакою, отогревая руки над горшком с угольями. Эта гравюра так груба и плоха, что Блан не решался приписать её Рембрандту, пока не открыл на обороте одного эстампа стертое изображение того, что должно было быть первоначально старым нищим с собакою. Гравюра, в самом деле, тяжеловесна и лишена всякой тонкости. На офорте № 134, по Барчу, мы видим изображение торговки луком. Вильсон приписывает эту работу Флиту. Но Блан и Мидльтон, соглашаясь, что доска гравирована грубо, всё же находят большую остроумную экспрессивность иглы. Ровинский отмечает, что эта доска слишком изъедена кислотой. Старуха свернулась вся в грузный комок, склонив голову и сложив от холода руки. Ноги её поставлены на грелку: такое зрелище попадается часто в еврейских лавках, в бедных местечках. Что-то остроумное действительно мелькает в этой игле. Старуха в черной накидке, (В. 355), менее интересна, чем помещенный ниже бюст пожилой женщины, в простом чепце. Рядом наклеенная голова старика с прямой бородой не представляет особенного интереса. В самом низу альбомного листа представлен нищий с разорванным плащом. Он изображен идущим, совсем в духе Калло. От того же 1631 года, мы имеем гравюру так называемого «безбородого старика». Утомленный старец прислонился спиной к стене, положив левую руку на один её выступ. Ноги у него отставились вперед в превосходно схваченном положении. Офорт этот, прекрасный во многих отношениях, имеется у Ровинского в нескольких состояниях. Другой нищий, глухой Лазарь Клап, представлен во многих вариантах, в сидящем положении. В лице, в позе, во всей фигуре охарактеризовано только физическое разрушение и ничего другого. Два венецианских нищих, в беглом абрисе, шагают вперед, – один нищий, совсем в манере Калло, идет, опираясь на палку. Это простое подражание великому французскому мастеру, уже сиявшему в начале XVII века. Нищая, тоже в типе Калло, видна со спины, а старик, сидящий на стуле, с необычайно покатым лбом, – часто встречающийся в разных произведениях Рембрандта. Слепой скрипач с собачкой, маленькая фигурка польского типа, нищий в крошечном офорте, типа турецкого невольника, с высоким колпаком, эскизный лист с головой Рембрандта в центре – всё это в интересных набросках дополняет представление о графическом жанре художника. Всё оживлено под иглою Рембрандта, но, как мы уже подчеркивали это, рембрандтовские нищие лишены сантиментально-евангелического одухотворения, [и] настоящие нищие, которыми изобиловал век Тридцатилетней войны. Два последних альбомных листа у Ровинского, посвященных 1631 году, усыпаны маленькими эскизными набросками голов и двух поясных фигур, не имеющих особенного значения. Это рабочие эскизы или простая игра иглы, несколько в винчианском духе.