Рембрандт - Аким Волынский

Всё шумно, театрально, кипит движением совсем в итальянском экспансивном стиле. Сам Иосиф, несмотря на превосходно переданную экзальтацию, кажется каким-то горбуном, гномом рядом с монументальною фигурою Якова. Да и братья кругом являются собранием тех же кукольных марионеток, разных величин, но с отлично переданной игрой возбужденных лиц. Картина в целом не библейская, а сказочная.

В «Эрмитаже» имеется картина Рембрандта с изображением сыновей Якова, показывающих отцу окровавленную одежду Иосифа. Яков стоит на крыльце в красноватой одежде, подняв в жесте изумления руки. Он смотрит с испугом на пятна крови, краснеющие на одежде Иосифа. Эту одежду держит один из братьев, в темно-зеленом костюме. Темные волосы его обвязаны красною лентою. Сзади этой фигуры и повыше её другой брат указывает отцу на пятно крови. Между Яковом и братом с черною шевелюрою юный Вениамин, стоя сзади, держит в протянутой руке маленькую птичку. Картина исполнена жанровых деталей. Жест Якова недостаточно натурален: жест испуга передается гораздо конвульсивнее и шире. Лицо его почти благостно спокойно. По этому выражению лица отнюдь нельзя видеть размера происходящего события. Старообразный горбун Вениамин со своею птичкою просто нелеп. Холоден и по-итальянски ипокритен и жест брата, с демонстративно разбросанными руками. Что-то тут напоминает широко расписанный ипокритный жест Матфея в «Тайной Вечере» Леонардо да Винчи. Вообще же вся сцена, если исключить старовидного горбуна, кажется разыгранной плохими уездными актерами. От Библии ни следа на этом холсте.

Ещё имеется одна картина, из собрания графа Дерби, 1650 года, на ту же тему. Если только что рассмотренная картина грешит отсутствием драматизма в фигуре Якова, то здесь отчаяние патриарха представлено в заурядно драматической и патетической экспрессии. Старец упал на землю беспомощно, с широко и кричаще раскинутыми руками провинциального трагика, причём его приближенные, огромная семья Якова, в сантиментальных позах, жестикулируя, склоняются над ним. Тут же участвуют две собаки, из которых одна комнатная, стриженная, а другая охотничья, типа легавых. Первая собачка лает, а вторая всматривается и внюхивается в принесенную одежду. Такова картина в целом. Все позы театральны и напоминают будущие нравоучительные картины конца XVIII века.

Чтобы исчерпать имеющийся у Рембрандта материал на эту тему, остается ещё указать на небольшой офорт 1633 года, изображающий отчаяние Якова по поводу гибели сына. На офорте всего только четыре человека, но все они изображены мастерски, и по экспрессии, это, может быть, одна из лучших вещей, исполненных иглою Рембрандта, хотя в Альбертине эстамп хранится в альбоме гравюр, исполненных в духе Рембрандта, а не лично ему принадлежащих. Если не предъявлять к этому произведению иглы требований библейской иллюстрации, а взглянуть на него, как на бытовую картинку, то можно отметить живую индивидуальность каждого лица и жестикуляцию, на этот раз нисколько не преувеличенную. Следовало бы только указать на неудачное расположение пальцев на руках престарелой женщины.

Как мы уже говорили выше, эпопея Иосифа знаменует новый период в ветхозаветной истории, следующий за легендами патриархального цикла. Можно с уверенностью сказать, что Рембрандт интуитивно чувствовал совершавшийся в судьбах еврейского народа поворот к новым путям. Но представить этот переворот сколько-нибудь выпукло, в монументальных образах, художник всё-таки не сумел. И сами патриархи, Авраам, Исаак и Яков, и этот зеленый камушек – Иосиф, дитя новых исторических течений, все они представлены, в общем, довольно бледно, иногда сказочно, преимущественно же в стиле реалистического жанра.

Книга Товита