Рембрандт - Аким Волынский

Последним камнем в ряду библейских твердынь является Яков. Яков последний патриарх. История его рассказана в произведениях Рембрандта, писанных красками, только в двух эпизодах. В Берлинском музее мы имеем сцену борьбы Якова с ангелом. В фигуре ангела две черты обращают на себя особенное внимание. С одной стороны, ангел слишком реалистичен. Можно пожалеть, что он изображен в рубашке, откуда выступает обнаженная нога, согнутая в колене. Хотелось бы также в этой таинственной сцене Библии видеть очертания ангела не столь определенными, и скорее приближающимися к какому-то святому видению. Это одна деталь в концепции картины, сводящаяся к обычной для Рембрандта реалистичности. С другой стороны, нельзя не отметить остроумного и глубокого замысла художника: в акте борьбы Яков оказывается напрягающим все свои силы, а ангел вовсе не тратящим. Обе руки ангела как бы поддерживают и ласкают патриарха. Одна из них мягко покоится на шее Якова, а другая придерживает его с такою же мягкостью у пояса. Лицо ангела прекрасное, с женственного плеча спустилась рубашка. Вьющиеся волосы даны в совершенно точном объеме и количестве: ни одного волоска не хотелось бы ни убавить, ни прибавить. Что-то в этом ангеле есть от Веррокио, а в лице, особенно в опущенных глазах и светотени, от его гениального ученика, Леонардо да Винчи. Крылья тоже прекрасны: они вздулись и повисли в воздухе, превосходно заполняя в композиционном отношении свободные части картины. Таково это произведение абсолютно созревшего таланта, в поздних шестидесятых годах его творчества.

Другая картина, писанная в 1656 году, находится в Кассельской Галерее. Картина представляет предсмертное благословение, даваемое Яковом его внукам, Ефрему и Манас – сии, в Египте. Представлены, кроме патриарха и молоденьких его внуков, Иосиф с умягченным обликом самого Рембрандта, и жена его, дочь иноплеменного жреца Асенефа. Ефрем и Манассия глядят из картины настоящими какими-то ангелочками, с почти рафаэлевским налетом задумчивости и печали. Особенно замечателен мальчишка в темных, плотных волосиках, с устремленными вперед мечтательно-грустными глазками. Аксессуары картины едва намечены и потому в этом сюжете не оскорбляют ни какою реалистичностью. Прекрасная Египтянка Асенефа смотрит интеллигентными глазами на благословение своих детей. Ни в её туалете, ни в лице нет ничего египетского. Тем не менее психологический момент, ею переживаемый, отобразился в картине проникновенно и хорошо. Не может новое поколение, уже смешавшееся с чуждою расою, слегка уже тронутое культурною ку шито-хамитскою габимою, склониться с более заботливою любовью к отходящему в предание поколению патриархов, чем это представлено здесь в фигуре Иосифа. Драгоценный цветной камушек Иосиф изображен в нежной мягкости, с какою даже у Рембрандта встречаешься не особенно часто. От него прямо струится теплая волна благородства и сыновьего участия. Несмотря на все анахронизмы и наивные погрешности костюма картина может быть причислена к наиболее библейским из всего рембрандтовского цикла. Представлены камень и камушек – рядом, прислоненно друг к другу, в присутствии новой поросли на берегу потока времен. Здесь совершается таинственный акт сопричисления двух новых ростков к составу колен Израиля на полноправных основаниях, под благославляющею рукою создателя всего израильского племени. Картина дышит поэзией и необыкновенной идейной глубиной. Жанровые черты тут не оскорбительны, потому что надо всеми частностями простерто прекрасное, интимное небо национального Ягве. Но сплетение между собою разных поколений озарено в картине светом Элогима, который тоже угадывается и чувствуется вдумчивым зрителем.