Рембрандт - Аким Волынский

В другом месте «Псалмов» мы читаем: «дни человека, как трава, – как цветок полевой, так он цветет. Пройдет над ним ветер, и нет его, и он не узнает своего места». Тут всё прекрасно в высшей степени: человек уподобляется цветку и дни его – траве. Сухая трава, как время, как годы жизни, высасывает из цветка его жизненные соки. Цветок облетает и исчезает, и место его теряется бесследно в прахе земли. Жил человек и умер. Вы стоите на его месте, даже не вспоминая о нём. Чудесен и этот свист ветра, заглушающий голоса отдельных приходящих людей. Опять-таки мы имеем тут в «Псалмах» Давида аллегорическое использование образов растительной природы для выражения мыслей универсальных и вечных. Сама природа как бы забыта в своих прелестных частностях, в своих чарующих эпизодах. Но душистой смолой, которая переливается в её недрах, великий поэт как бы мажет всходящие в его фантазию уподобления и сопоставления вещей. Затем идем всё дальше и дальше. В Псалме восхождения мы читаем следующие прелестные слова: «Жена твоя, как плодовитая лоза в доме твоем». Сыновья твои, как масличные ветви вокруг трапезы твоей. Русский перевод не совсем точен, по сравнению с переводом семидесяти толковников, но существо поэтических образов все-таки сохранено в целости. И опять и опять перед нами сравнения из мира флоры, но имеющие исключительно аллегорический характер. Никто до Псалмопевца не сравнивал женщины с виноградной лозой. В таком уподоблении черты женской натуры даны во всей их совокупности. В женщине заключен для нас источник опьянений, и это выражено в сравнении. Плодоносность её тоже отмечена. Вся её пластическая растительность представлена целиком. Но рядом с виноградной лозой, перелетая через необходимую логику метафор, в восточном нагромождении сочных образов, поэт тут же называет сыновей женщины «масличными ветвями» вокруг обеденного стола. При непоследовательности сопоставлений не утеряна общая тенденция. Масличные ветви, как и виноградные лозы, таят в себе ту же растительную влагу, тот же родник пластичности, который в женщине представлен только в превосходной степени. В 144 псалме, по семидесятитолковникам, мы находим следующее замечательное место. Вот как мы читаем его в русском переводе – «Да будут сыновья наши, как разросшиеся растения в их молодости, дочери наши, как искусно изваянные столпы в чертогах». В этом виде библейский образ заключал бы в себе некоторое несоответствие истинной природе вещей. Неестественно, что мужчина сравнивался с растением, а женщина уподоблялась каменному столпу. Но в греческом тексте сравнение это звучит несколько иначе. Речь идет о новопосаженных деревцах, в их первой молодости, и о дочерях, как бы воспитанных в красоте и украшенных «наподобие храма». Ни о каких столпах в этом тексте не говорится, и образ получает должную подлинную выразительность. Сыновья оказываются именно столбами домашнего очага, домашнего храма, домашнего патриархального уюта, а дочери благородными украшениями того же храма. Таков буквальный смысл текста, несомненно, искаженного ошибочным переводом. Никогда чуткий псалмопевец не мог бы сделать такого существенного промаха в уподоблениях столь различных величин. У пророка Исайи растительным «насаждением» называется Израиль, вошедший в свет и правду господней славы. Чудесное выражение: народ вырисовывается целым лесом, поднимающимся к небу из божьего насаждения. Какие-то вещие предчувствия объемлют пророка Иезекииля, устремившего глаза свои в даль будущих веков. «И произведу насаждение славное и не буду уже погибать от голода на земле и терпеть посрамления от народов». Опять это удивительное слово «насаждение» у другого пророка, столь мало склонного к поэтическому восприятию флоры. Сам похожий на камень, палимый Солнцем, лишенный всякой влаги, всякой травки, с вавилонских высот глядящий в любимый Иерусалим, пророк всё же говорит о будущем в терминах пластического естества – и это чрезвычайно знаменательно. В самом народе трава, как протекшие века, высушила всякую влагу, убила с корнем все цветы, но в нём всё же сохранилась какая-то органическая память о том, что в бездне времени он сам был только божьим насаждением в космическом мире. Израиль в целом своём составе мыслил себя широко разросшимся садом, к которому не должна быть привита ни одна чуждая поросль. Все иные верования Исайя называет чуждым растением среди божественно растительного покрова земли.