Рембрандт - Аким Волынский

Таков весь цикл иудейского Зигфрида. Но ни Зигфрида, ни Геракла, ни Божьего Назарея мы здесь не видели ни следа. Чудесные детали легенды ни подверглись никакой обработке. Есть Далила, есть ослепление, представлены филистимлянские воины, имеется образ красивой филистимлянки, но всё это вместе взятое не дает компактного ощущения, что изображено что-то важное, может быть, даже солнечно-аллегорическое, во всяком случае, что-то насквозь благочестивое и героическое в духе первых страниц библейских рассказов. Мы уже отметили, что Рембрандт не проник в тайну сокровенного значения волос Самсона. Для него это простая черная аравийская львиная грива. Как мы уже говорили. А между тем, вглядываясь в генезис иудейских сказаний под биологическим углом зрения, мы здесь находим какой-то затерянный отголосок первозданной пластики в светлом переплетении с солнечным культом. Связь этой легенды с солнечным культом отрицается таким авторитетом, как Иосиф Флавий, и мы можем вместе с ним допустить, что имя Самсон происходит от древнееврейского слова, означающего «крепкий», «отважный», «сильный». Однако такое истолкование мифа не избавляет нас от необходимости понять так или иначе роковое значение самсоновых волос. Здесь, в этом пункте, мы в центре биологии. Волосы на человеке являются позднейшим остатком от того периода космического бытия, когда человек был покрыт шерстью, как и другие звери. И сейчас мы то и дело встречаем людей, у которых грудь или ноги, руки и почти всё лицо покрыто густыми волосами. Такие косматые тела мы привыкли считать принадлежностью людей, особенно чувственных и близких природе. Иная женщина, взглянув на волосатую грудь, предчувствует в ней источник неистощимых утех и эротическое могущество, которое придаст любви разбег и силу. Волосы являются частью животно-растительного мира – в этом их ценность и в этом же их великий пластический смысл. Что-то в этом духе предносилось библейскому рассказчику, писавшему легенду Самсона. Библейская мифология не знает ни нереид, ни русалок с распущенными волосами, покрывающими их, как одежда, ни лесных нимф, ни покрытых шерстью сатиров. Но вот перед нами трогательный кусочек пластики, затерянный в келейной премудрости, как впоследствии таким же клочком романтики окажется и «Песня Песней» Соломона. Сам бедный в своих художественно-пластических средствах, Рембрандт никак не мог гипостазировать редкий элемент растительности в Библии.

Жертвоприношение Маноя