Рембрандт - Аким Волынский

Рембрандт же, по-видимому, мыслил иначе, и приходится допустить, что, отправляясь к женщине, он любил находить её без фаты, без покрывала, безо всякого флера, выходящего из мыльного, пенного окружения, как Венера Анадиомена. Из всех обнаженных тел Рембрандта это, конечно, наиболее привлекательное. Видна забота представить Данаю – вероятно, молодую Саскию – возможно более красивою. Её руки прелестно украшены браслетами. Хороша простая, естественная прическа, тоже с драгоценными украшениями, умеренна ещё почти девическая грудь, не пузырящаяся и пластично мягкая, гармонично переходящая в большой, но не безобразный живот. Кистям рук придано положение очень выразительно, жизненно, и строение этих кистей красиво, что является большой редкостью для Рембрандта. Жест правой руки сочетает в себе ожидание с приветом. Кокетливо-лукавое приветствие, довольно соблазнительное, с приоткрытыми губами, разлито по лицу. Картина жива и дышит золотою порою рембрандтовского счастья, юности и любви. И тем не менее картина в целом реалистична. В ней всё смягчено, но ничто не идеализировано. Подушка, простыня, одеяло – всё представлено с такою натуралистичностью, что в руке ощущается трепет конкретного прикосновения ко всем этим предметам. Даны эффекты правдивого письма. Но идеальнорастительной прелести в духе Тициана, в духе Ван-Дейка, я уже не говорю о Джиорджионе, здесь совершенно не имеется. Пластична грудь и только. Всё же остальное – только питательный хлеб, пусть и искусной кондитерской выпечки. У Рембрандта, в его собраниях коллекционера, были, конечно, и венецианские образчики женских тел. Но он пренебрег ими и дал нам женщину нагую, теплую, в своём роде притягательную даже в своей безмузыкальной стихии. Нет музыки сфер в гармонических содержаниях всесильных атрибутов женской телесности, но есть влекущая и мощная проза молодой реальной весны, ожидающей своего дождя. И опять-таки приходится сказать, что и в Данае, в этой «Песне Песней» галереи голландского мага, отразилась все та же иудаизирующая мысль великого мастера. Всё готово. Ложесна раскрыты для восприятия плодоносного посева и руки готовы обнять шею супруга. Предвидится здоровая экзальтация в семитическом духе, чуждая излишествам дионисовских дурманов. Только одна деталь портит впечатление от картины, и хотелось бы видеть её закрашенною. Мы разумеем фигуру старухи, отдергивающей портьеру для приходящего гостя. Это придает чудесному изображению профанный характер какой-то кокотской сделки на почве ласки. Вот к каким несообразностям приводит излишнее габиминизирование простых тем быта и жизни. Античность пристала Рембрандту в такой же мере, если выразиться грубо, как французский цилиндр духовному раввину.

Тема Данаи имеет офортный вариант, где женщина изображена на постели с превосходно переданным выражением сна на лице. Но вместо старухи отдергивает портьеру сатироподобный Юпитер, весь в потоках золотого дождя. По художественной прелести офорт превосходит эрмитажную картину во всех отношениях, композиционном и идейном. Этот первоначальный замысел 1631 года нашел, как это слишком часто бывает в живописи, затемненное и искаженное выражение в передаче красками.