Рембрандт - Аким Волынский

Никаких нет тут и детерминативов, никаких нимф вдали, никакого оленя, никакого лука, ни копья, ни стрел. Это простая, и очень некрасивая, отвратительно сложенная еврейка, моющаяся в воде. При таком значительном животе бедра могли бы быть вдвое толще. Сам живот – в многочисленных складках, делающих его старым и дряхлым. Из-под руки выпячиваются пузыри грудей отталкивающего вида. Поза лишена какой бы то ни было грации. Лицо с испуганно смотрящими глазами при бессмысленно закрытом рте. Такова эта Диана, вышедшая из-под кисти волшебника живописного искусства, каким был Рембрандт даже в начале своей карьеры, в тридцатых годах XVII века. Хотя грубы и некрасивы женские тела у мастеров германского возрождения, даже у Дюрера, но эта неприглядность зависит, скорее, от отсутствия у немецких художников чувства формальной красоты, тогда как у Рембрандта к этому недостатку присоединяется ещё и неукротимая правдивость, стремление к протокольному изображению действительности в этой области и притом в такой степени, что именно его можно было бы наименовать родоначальником так называемых женских «актов» в новой живописи. Если подойти к тому же сюжету Дианы, исполненному иглою в известном офорте 1631 года, то всё сказанное нами представится особенно определительно и рельефно в грубой, неприкрашенной правде. Руки положены на прикрытый одеждою камень или корень рядом растущего дерева. Эти руки, из ложбин, узлов и выемок, сами напоминают клочки древесного корня, и, может быть, только в этом одном отношении являют собою что-то растительное. Это безобразное тело. Всё то, что на масляной картине смягчено кистью и легкой дымкой колорита, здесь представлено в ужасающей реальности, почти с клиническою обстоятельностью. Ноги уродливы. Морщинистый живот неприятно сочетается с ужасной опухолью груди. Доска спины безнадежна. Нужен целый процесс эстетического лечения, чтобы выздороветь от впечатления этой картины.

Переходим к другому женскому обнажению Рембрандтом, к знаменитой Эрмитажной Данае 1636 года. Мы не будем решать вопроса о том, Даная ли это, или иное какое-нибудь мифологическое существо, взятое из библейских рассказов. По-видимому, это всё-таки Даная, она ожидает Юпитера, грядущего к ней в золотом дожде. Античность сюжета подчеркивается изваянием Амура, украшающего изголовье великолепной кровати. Но эта же античность сюжета встречает забавный диссонанс в лежащих на полу почти современных туфельках. Такие курьезы, впрочем, не должны удивлять у Рембрандта, гениального истолкователя иудейства, но профанного комментатора древне-эллинского мира. Не будем подробно описывать всем известную картину. Отметим, в каких целях эта Даная лежит, раскинувшись в постели, в совершенном обнажении, причём прикрыты одеялом лишь концы ног. Тут есть какая то несообразность, которую следует подчеркнуть. Никакое мужское существо не возлежит рядом. Напротив, Даная ожидает прибытия другого, ожидает в некотором трепетном холодке, ничем ещё не разгоряченная. В такой момент и в таком состоянии женщине свойственно набросить на себя одеяло и простыню почти до самого подбородка. Таково предвечное и вечное движение стыдливости. Такова всеобщая стратагема кокетства: приди и сорви с меня покрывало – [ «пропущено»].