Рембрандт - Аким Волынский

Изображенная в венском портрете из собрания графа Ланкоронского девушка, в простом, бесхитростном костюме, с распущенными волосами и в широчайшей беретоподобной шляпе, производит впечатление сладкой булочки. У неё прелестная талия, несколько широкая, но гибкая и плотная. Слышится за простою материей приятная полнота волнистого бюста. Лицо со спокойно-нежными глазами, с выражением, присущим некоторым красивым и не хищным животным, вроде серны или газели. Но руки отталкивающе грубы и плохо положены, как это нередко встречается у Рембрандта. Дама на портрете 1641 года, в букингемском дворце, очень нарядна, усыпана жемчугами на шее и на кистях руки, с распущенными волосами с богатым веером в руке. В лице, в веере, во всём туалете чувствуются чопорность и некоторое жеманство. Видно, что лицо в высшей степени схоже с оригиналом и передано изумительно, с талантом портретиста, достойным Рембрандта. Шнуровка корсажа не волнует: совершенно ясно, что зашнуровано не тело, а только платье: тела и нет. Правая рука, перегруженная браслетами, груба и даже вульгарна, с квадратно подстриженным ногтем на большом пальце, придерживающем нарядный веер. Опять дама с веером, у герцога Вестминстерского, от 1643 года – тут уже чудесная булка, из дорогой кондитерской, тут уже рассыпанная на показ крупчатка, и тончайшая выпечка всех деталей, из которых ни один не оскорбляет грубой ошибкой, как на предшествующей картине. Даже руки приличны и прилично держат веер, хотя и безо всякого французского шика. Лицо с намеком на выражение, но, в сущности, без всякой мысли. Если придать изображенному портрету капельку ван-дейковской растительности, например, из его английской галереи портретов, то получился бы совсем иной эффект: исчезла бы деревянность, и всё умаслилось бы и надушилось бы благовонным елеем. Без растительного мотива женщина лишена соблазнительного очарования.

Не будем останавливаться ещё на двух медовых пряниках, на лондонском лорда Айви и Нью-йоркском госпожи Гавемейер. Последний пряник почти приторной сладости. Пройдем и мимо куска сытного и не вкусного черного хлеба, представляемого портретом женщины 1647 года из коллекции герцога вестминстерского. Женщина на копенгагенском портрете держит мило идущий ей цветок рукою громадной и грубой. Поразительно в данном случае отсутствие вкуса, сказавшееся в сочетании крошечного цветка со слоновою рукою, и хотя Рембрандт и не очень счастлив в изображении рук, есть основание предположить, что портрет писан или закончен одним из его учеников. Только глаза прекрасные и изюмные. Портрет позднейшего времени – 1656 года – и находится в копенгагенской галерее.

Три портрета, в галереях Флейшмана, Котса и лорда Лекопфильда, счастливого обладателя Книдской Афродиты, писанной на склоне карьеры художника, дают нам настоящий простой, здоровый, невзыскательный черный хлеб – столовый и даже казарменный. Что-то совсем элементарное выступает в кухарке, из собрания Флейшмана. Она, видимо, собирается зарезать курицу, держа нож в левой руке. Сама рука по грубости своей похожа на молот. Нос слегка скривлен вбок и припух. Девчонка на портрете у Котса, с картонажным носом, совсем элементарный образчик трудолюбивого человечества. Это простой питательный черный хлеб: больше сказать о портрете нечего. Наконец, портрет у Леконфильда – он прекрасен в своей реалистичности, и цветок в руке производит почти юмористическое впечатление. Кухарка, облокотившись на обе руки, смотрит из окна, с похотливо-кокетливым выражением грубого и некрасивого лица.