Рембрандт - Аким Волынский

Чтобы закончить характеристику стариков, евреев и раввинов, сделаем краткий обзор немногих офортов, имеющих своим содержанием ту же тему. Рембрандт работал над идеей – изобразить писателя или мыслителя своего времени в процессе творчества. Мы имеем офорт с точным изображением от 1629 года. Представлен абрис старика, опирающегося рукою на открытый фолиант, с пером в руке, остановившемся в размышлении над работой. Каталоги утверждают, что это св. Иероним. Нет никакой надобности относить такого рода изображения к тому или другому персонажу священного писания или патристики. Свободная мысль Рембрандта творила безотносительно к таким специальным сюжетам, и лишь каким-нибудь внешним детерминативом художник приурочивал своё произведение к условной теме. Представлен в данном случае настоящий мыслитель, с широким, открытым лбом, с редкими развевающимися волосами, с большой квадратной бородою, прикрывающей грудь. Голова в легком-легком склонении. Эта типичная голова во многих вариантах повторяется в ряде других офортов других годов. Усиливается при этом склонение головы, дающее последовательную гамму мягких пластических намеков на обремененность мыслями и думами. Та же широкая борода, падающая на грудь целым бассейном. Складки на лбу, многочисленными бороздами, углублялись и определялись. В большинстве офортов глаза почти закрыты резкою тенью. Но иногда они видны в своих щелках, откуда глядят испытующе, вдумчиво и внимательно. В 1630 году и в 1631 году Рембрандт возвращается к тому же мотиву, и игла его набрасывает почти того же старика, в ином склонении головы и смотрящим вниз. Лоб сильно освещен, в ущерб лицу. Темнеют глазные впадины и нижняя часть у рта. Шевелюра и борода те же. В офортах 1631 года на эту тему мы имеем ряд голов, очерченных превосходно. Особенно замечательна голова, освещенная только с одной левой стороны. Это – воплощенная моль. При рассматривании издали плечи и туловище, едва тронутые иглою, рисуются облаками, из которых выступает голова Саваофа. В самом деле, в этом апофеозе мысли человеческие черты бледнеют в своей реальности, уступая место высшим космическим концепциям. Это именно Сафаоф в облаках – строгий, торжественный, весь ушедший молча в свою божественную апперцепцию, пронзающую мироздание. Если бы Леонардо да Винчи мог полюбоваться этим контрпостом головы, он должен был бы признать, что искусство сделало значительный шаг вперед. Да и сейчас некуда дальше идти по этому пути, особенно в темную ночь творчества, переживаемую нами.