Рембрандт - Аким Волынский

Перед нами замечательный офорт 1632 года, представляющий всё того же старика, но в роскошном тюрбане. Мы имеем оттиски четырех состояний доски, рисующие этого человека во всей наглядности. Ровинский обращает внимание на то, что в первом состоянии офорта пространство под рукою заполнено неправильно диагональными штрихами, не доходящими до контура. Только в третьем состоянии пространство это разработано иглою. На оттиске первого состояния, от несовершенного воздействия кислоты, образовались на черной поверхности костюма множество белых пятнышек. Аккуратный регистратор Ровинский констатирует эти пятнышки, не ощущая всей создаваемой ими иллюзии. Под головою нового Сафаофа образовалось черное звездное небо. Возможно, что Рембрандт искал только живописности эффекта, манипулируя доскою ему одному известными способами и приемами. Но получилось нечто ослепительное, великолепное. Небо увенчано головою, точно по какой-то розенкрейцеровской схеме, где почти всегда Элогим распростерт над сотворенным им миром. Мидльтон полагает, что моделью Рембрандта послужил его отец. Но отец ли это, или не отец мастера – перед нами в действительности художественная концепция, одновременно и страшно простая: мы видим обыкновенного старика, и глубокомысленно сложная в своём прикровенном содержании. Борода на офорте особенно замечательна, доходя на некоторых оттисках до настоящей белой облачности, почти фантастической. При этом спокойная белая рука под снежным облаком бороды усиливает впечатление субботней торжественности. Всё тихо кругом. Небо покрыто звездной порфирой. Чье-то глубокое дыхание веет в пространствах над миром. И человечно, и космично в одно и то же время. Совершенно ясно, что в душе Рембрандта побывал Микель-Анджело. Только перста Микель-Анджеловского Саваофа мы здесь не видим. Концепция у Рембрандта менее ипокритна, но более грандиозна.

Одна офортная композиция 1639 года обращает на себя особенное внимание. Перед нами всё тот же старик, прикрывающий левой рукой глаза от света. Даны только полова и руки. Впоследствии, в 1770 году, по заказу одного купца, знакомый уже нам германский гравер Георг Шмидт, руководствуясь рисунком художника Лесюера, закончил рембрандтовский набросок. Он заполнил пустое пространство, представив фигуру человека, сидящего в комнате, среди книжных полок у окна с отодвинутою портьерою. Как ни замечателен художник Лесюер сам по себе, но в данном случае он не справился со своей задачей. В композиции нет согласованности отдельных частей между собою. Фигура искусственно приставлена к голове. Правая рука, в наглядном контрасте с левою, указывает перстом на какое-то место в книге. От какого света защищается человек в комнате, неясно даже для зрителя. Не стоит останавливаться долго на описании офорта, в идейном отношении младенческого. Но относительно эскизного офорта самого Рембрандта следует сказать, что он таит в себе глубокую мысль. Мысль эта вскрывается только при сопоставлении наброска с офортом 1642 года.

Я должен сказать несколько предварительных слов.