Рембрандт - Аким Волынский

Фердинанд Гальяр возродил искусство резца в новейшее время, достигнув небывалых высот. Он начал свою деятельность с воспроизведения итальянцев ренессанса, в частности венецианцев, чтобы затем перейти к самостоятельным портретным изображениям. Эти портретные изображения составляют его преимущественную славу. Я располагаю всеми шедеврами Гальяра, как ранними, так и поздними, и остановлюсь на каждом из них коротко и при том не в хронологической последовательности, а как они лежат передо мною. Портрет Льва XVIII поражает всем. Только острым резцом можно было высечь такой ясный лоб, с вертикальными морщинками между бровями. Каждая складка видна на всём своём протяжении. Избороздив медь, резец отлетал от неё, оставляя тонкий-тонкий след. Из-под ермолки умное лицо обрамляется двумя пучками седых волос – редких, белых и шелковистых. Застывшие глаза и улыбка, разлитая по лицу, дают живейшее представление о дальновидном политике, делившем свои досуги между писанием латинских стихов и ловлей птиц в великолепных садах. Но и державам Лев XI расставлял хитрые капканы со своим статс-секретарем, кокетничая при этом и с восточными патриархами. Одежда едва намечена, как на офортах Ван-Дейка: всё тонет в белизне. Но именно белизна и идет к изображению помощника Петра. В конной статуе «Гаттамелата», отливки Донателло, поражают вся фактура старой потемневшей бронзы, дивный рисунок, пятна светотени, рассыпанные на лошади. Здесь, впрочем, резец мог быть заменен и офортом, – правда, только Жакмаровским. «Орлеанская Мадонна» Рафаэля – тоже является у Гальяра чудом резца. Лицо даже пленительнее, чем у Рафаэля, в своей наивности и чистоте. Голова обрамлена кудрями, скрытыми в кисее. Кудри и кисея образуют гармонический аккорд. Удивительно передан жест младенца, схватывающегося руками так осторожно за край выреза у матери. Тут резец не бороздил по меди, а пел и ласкал. Тонкие глазки мальчика врезаны проникновенно и любовно: они глядят из-под высокого лба полусветлыми окошечками на мир. Я не буду касаться великолепного изображения бронзового бюста Данте, ибо здесь опять мог бы с Гальяром соперничать офортом неповторимый в своём роде Жакмар. Всем известны волшебные листы этого мастера, изображающие бронзу, фарфор, сталь, драгоценности, венецианское стекло. «Мадонна» Беллини, переведенная резцом Гальяра в матовосветлых тонах, тоже очаровательная страница. Отметим тут попутно, что как бы ни были красочны венецианцы, они всё же дети Италии, и графический элемент в их полотнах достаточно значителен, чтобы дать благодарный материал для резца. Но настоящим триумфом Гальяра является «Человек с гвоздикой» Ван-Эйка. Тут не знаешь, чему больше удивиться: лепке ли лица, или передаче меховой опушки – волосок за волоском – с искусством, перед которым преклонился бы Дюрер. Нельзя поверить, что это лицо разработано резцом. Нужно взять очень сильное увеличительное стекло, чтобы различить отдельные штрихи. На первый взгляд все линии слиты в сплошную поверхность. Но, присмотревшись, вы улавливаете всю игру и все оттенки живой человеческой эпидермы. «Монсиньор Пий» и «Эдип» обольщают глаз, уже избалованный предыдущими образцами гравюрной техники.

Но вот перед нами простой аббат Дом Геранже, со своими говорящими, почти кричащими глазами, внутренний свет которых ощущается зрителем, как укол тончайшей иглы. Это один из самых чудесных листов XIX века, и даже среди лучших произведений Гальяра занимает первое место, соперничая со Львом XVIII. Громадный лоб – лоб-стена – окаймлен темной ермолкой, виднеющейся в тени фона. Нос, щеки со впадинами, сомкнутые губы – всё крепко, массивно, упорно и – в то же время – насквозь духовно. Из такого тела выходили мученики.