Рембрандт - Аким Волынский

Скажем прежде всего несколько слов о родоначальниках французского портрета в красках и в гравюре. Собирательное имя Клуэ находит своё лучшее выражение в блестящем его представителе Жане. Это был первоклассный рисовальщик, и французы не без основания называют его своим Гольбейном. Но тевтоно-германского элемента в нём не чувствуется никакого. Это чистейшая смесь француза с фламандцем. К итальянской школе фонтенбло он не имеет отношения. Особенно замечателен Жан Клуэ, как и Гольбейн, в подготовительных своих рисунках, растушеванных красным эстомпом. Элемент сходства в этих портретах, преимущественно карандашных, изумителен, причём каждому изображению усвоена своя индивидуальность. Черты лица передаются Клуэ с величайшею правдивостью, и если при том ещё остается тонкая пленительная грация, то может быть отнесено всецело к природным свойствам французского гения. Родоначальником же французского гравированного портрета следует признать Клода Меллана (1598–1688) по Кристеллеру, Литман же дает датой рождения 1596 год. Это замечательнейшее явление в области гравировального творчества резцом. Два начала – поражают в работе Меллана линия и экспрессия. Линия взята вся строгой чистоты, цельности и открытости. Черту эту Меллан воспринял из Италии, где графический элемент преобладает в живописи почти всех школ. Флорентийское искусство всё рисовально, наполнено линиями, ясными законченными формами, столь присущими прозрачному воздуху южной страны. Все очертания предметов даны в их раскрытности, в грандиозном размахе, ни одна деталь не скрыта во мгле, или в тумане, всё горит широкими солнечными бликами. С Албанской горы видим Тоскану, развернутую, как тарелка. Ничего в кулаке, всё как на ладони. Искусство Меллана, примыкающее к Виламено, Гверчино и Пасквалини, тоже отразило в себе культ открытости и линейной формы. Это настоящий Микиенмейстер. Владея линией, как никто, он оберегает целость её даже от встречи с другой линией. Его штрихи параллельны, в тенях – с нажимом и с утончением в местах световых. Глаз легко следит за каждым штрихом. Изображенное лицо купается в солнечном свету. Даже светлейший фон слагается из немногих параллельных линий, обычно горизонтальных. Следуя заветам Леонардо да Винчи, Меллан упраздняет контур, заменяя его почти сливающимися между собой окончаниями штрихов. Получается замечательный эффект. Нет резкой ограниченности, грубой замкнутости, которой так избегал миланский мастер. Но если, пользуясь серебряным карандашом, углем или сангвиною, Леонардо да Винчи мог достигать своих нежных ilumato, с большею легкостью, то для Меллана, при ограниченности его графических средств и при его экономно-строгой манере, такие дымчатые контуры добывались лишь применением истинно великого технического мастерства и [ «пропущено»]. Каждое лицо, вышедшее из-под его гениального резца, кажется выхваченным из космоса, но в то же время и слито с ним. (Но такова и Италия. Там горы [ «пропущено»] космическим ветрам и стоят могучими столбами на всех путях.) И если стиль есть верность средствам того или другого искусства, то Меллан должен быть признан замечательнейшим стилистом в графике. Из всех французских портретистов он не был противоположен Рембрандту в приемах гравирования. Что же касается экспрессивности его лица, то тут у него чувствуются скорее антверпенские, чем амстердамские или германские, влияния.