Рембрандт - Аким Волынский

Остановимся, как на особенно выдающемся примере чудесного искусства, на большом портрете в натуральную величину Жана Баптиста Кольбера, срисованного с натуры и гравированного Робертом Нантейлем в 1676 году. Не знаешь, чему больше удивляться: техническому мастерству гравера или психологической охарактеризованности исторического лица. Темные волосы двумя могучими водопадами образуют раму для всего портрета. Вырезан в меди каждый волосок, но и совокупный эффект волос дан во всей живости компактного целого. Лицо смотрит с такою естественностью и фактура его передана так волшебно, что никакая кисть не сравнится с таким резцом. Почти непонятно, как резец, оперируя только с белым и черным цветом, мог достичь таких красочных впечатлений. На этом пункте следует остановиться. Ко времени Рубенса гравирование резцом, которым работали такие гении, как Дюрер, Шонгауэр, Марк Антоний Раймонди, достигло уже значительной высоты. Но гравюре не хватало красочности. Это особенно живо почувствовал Рубенс. Он собрал вокруг себя лучших фламандских граверов эпохи и работал вместе с ними в своей мастерской. Форстерман, Понтиус, Больсверт, Иоде вышли из этой плеяды, родоначальником которой можно считать Гердрика Гольциуса. Рубенс научил их нежным расположением и усилением штрихов создавать иллюзию цвета, краски, даже колорита, до малейшего оттенка, до трепета последних деталей. Гендрик Гольциус первый стал применять в Нидерландах новые приемы гравирования с нажимами резца. Имеются в природе вещи, которые могут быть переданы со всею чудодейственностью только резцом. Таковы роскошные ткани, бархаты, позументы, кружева, меха, полированные вещи, волосы. Ни карандаш, ни перо, ни кисть не дают ничего подобного. Но у гениального гравера могут быть достигнуты даже такие эффекты фактуры, как легкий пот на лице, влажность губ, мерцание глаз в нежной, водной, поистине живописной стихии. Металлический резец своим острием открывает в предметах ту материальность, без которой они не могли бы существовать, и эту материальность он отыскивает даже в таких явлениях, где их никогда не увидит простой неискушенный человеческий глаз. Оттого-то эффект волос у Кольбера, равно как и эффект всего лица, настолько красочны сами по себе, что ни в каких добавочных оттенках и не нуждаются. Резец источает из себя некую душу, некую тяжеловесную эмоцию, которая светится потом имманентным лучом в портрете. Таких волос, как в другом произведении того же Нантейля, изображающем тоже в натуральную величину Генриха Латур Д-Оверня, мы уже иметь не будем никогда. Никаким словом не передать впечатления от материального ilumato, в серой дымке волос, ниспадающих на кружево и на латы. В латах видишь блеск и чувствуешь холод металла. Наконец, третий портрет, Карла Кольбера, гравированный Массоном в 1681 году. В этом лице меньше духовности. Но волосы представлены в таком фантастическом ореоле, о каком не мечтал и сам Леонардо да Винчи. Это не волосы, а дым в миллиарде колец, тяжких и материальных, как это бывает в действительности. Над верхней губой, у самого носа, намечена тонкая полоска усов. Кружевной воротник из гипюра, называемого point de Colbert[70], лежит на груди во всей реальности.