Рембрандт - Аким Волынский

Остается упомянуть ещё и о знаменитом изображении головы Христа, исполненном одним непрерывным спиральным штрихом, начинающимся от кончика носа. Спиральная линия, в разных Мотах [?] нажимаемая, дает превосходное изображение сюжета. Всё крупно в этой большой графической картине, и всё по-итальянски грубовато. Нижняя губа – плотная и плотская – не идет к определенному образу При этом, когда смотришь на картину издали, скорбный облик Христа, в терновом венце, кажется переданным просто волшебно, особенно если вспомнить, что всё создано одним круговращением единственного в мире резца. Никто не мог повторить такого эксперимента. Зингеру известен один ещё только случай такой попытки, причём осведомленный немецкий критик не называет имени гравера. Я могу его назвать. Это – Кюссель, известный по своим гравюрам с рисунков Бауэра, изображавшего венецианские и неаполитанские виды XVII века. Но попытка Кюсселя не выдерживает никакого, даже отдаленного сравнения с оригиналом Меллана.

Меллан не оставил школы. Второго такого Линненмейстера человечество, видимо, не могло создать. Но влияние Меллана было бесспорно и глубоко. Роберт Нантейль, на первых шагах своей художественной деятельности, гравировал совершенно в духе Меллана, параллельными, не скрещивающимися линиями. И только впоследствии, обогатив свою технику пунктиром и приемами Зюдергофа, достиг последовательно той высоты, на которой он господствует во французской школе XVII века.

Я остановился особенно подробно на Клоде Меллане, имея в виду, что этот, не лишенный гениальности, художник не столь известен широкой публике, являясь, однако, родоначальником французской портретной графики, как мы говорили выше. Рембрандт не был совершенно свободен от итальянских воздействий и влияний. Мы замечали в его произведениях следы заботливого изучения Леонардо да Винчи. Знал он тоже Рафаэля с Микель-Анжело и даже в портретах Гендриккии Стоффельс пытался повторить Тициана. Но всё это были только проделки и опыты художественного летца. В сущности же и по духу Рембрандт был и оставался иудеем. Мелланже, при всём галльском своём естестве, итальянец по духу. Если в экспрессии его лица и можно искать фламандских оплодотворений, то линией он владел, как никакой итальянец. В этом отношении он был настоящим антиподом Рембрандта. Рембрандт топил линию в зыбком сумраке светотени и офортных пятен. Меллан же формист и формалист. Это чисто латинский гений, с его открытыми разбегами и математическою ясностью.