Рембрандт - Аким Волынский

Резюмируя в самых общих чертах всё сказанное о портрете Ван-Дейка, напоминаем лишь одно: художник представил нам в своих созданиях сложный комплекс мужских и женских элементов. Нет у него ни одного мужского изображения, в графике на полотне, где не звучали бы женские ноты. Это явилось в эпоху Ван-Дейка, как и в эпоху Леонардо да Винчи, настоящим откровением в мире искусства. Если и допустить тут некоторое воздействие Леонардо на фламандского мастера, то всё же надо сказать, что и по натуре своей, по собственному своему психологическому складу, Ван-Дейк в высшей степени тяготел именно к такому жизне– и мировосприятию. Это засвидетельствовано его автопортретом вестминстерской коллекции, могущем служить настоящим художественным символом его творчества. Ван-Дейк стоит перед раскрытым гигантским цветком, протягивая к нему палец, в том же указующем жесте, в каком Иоанн Креститель Леонардо да Винчи указывает на небо. То, что было небом для Предтечи, то для Ван-Дейка цветок. Но не только приподнятый палец, но и другие части композиции напоминают тут винчианский шедевр: портрет головы, мягкость светового ilumato[69], повернутое к зрителю плечо, естественная ипокритность, смягченная необычным изяществом кисти.

17 июля 1924 года

Французский портрет

В течение XVII и в начале XVIII века во Франции процветал портрет, нашедший своё выражение в картинах масляными красками и в гравюрах резцом. Эти последние имеют преимущественное значение; по художественной своей ценности и по качеству исполнения достигли непревзойденной с тех пор и до ныне высоты. Такое исключительное искусство резца и тех пор затеряно, и сохранившиеся работы Нантейля, Эделинка, Массона, Древе и других остаются для нас памятниками самобытными и неповторимыми, как произведения античной скульптуры. Существовали семьи граверов, например, семья Древе, в начале XVIII века, состоявшая из отца Петра Древе, его сына Петра-Эмбера и племянника Клода. Многие другие французские граверы тоже составляли замкнутые семьи, где отец передавал своё искусство сыну, сын – внуку, как, например, в случае знаменитых Кошенов XVII и XVIII веков. Таким образом, существовали династии граверов, и искусство их передавалось из поколения в поколение. Французское общество тех времен относилось к произведениям этого рода с величайшею восторженностью. Отметим при этом, что работа резцом не только требовала навыка, воспитываемого с младенческих лет, таланта и виртуозности, но и весьма продолжительного времени. Иногда один портрет гравировался годами. В те времена, кроме того, ещё не была известна гальванопластика, медные доски не могли покрываться слоем стали в электрических ванных. Медь же, будучи металлом мягким, после некоторого числа оттисков начинала стираться, и «утомленные доски» давали слабые и бледные отпечатки. Этим объясняется крайняя редкость ранних французских гравюр в настоящее время. Бледные отподобления никогда не ценились, отвергались коллекционерами и исчезали в потоке времени. Ранние же свежие отпечатки, на хрупкой бумаге, затерялись при пожарах, среди вечных войн, в общественных катаклизмах или отсырели в погребах. Пигментный состав бумаги того времени так чувствителен, что малейший брызг воды дает прогрессивно-увеличивающиеся желтые пятна, а неосторожное сгибание образует иногда неожиданный слом, не поправимую трещину. При таких обстоятельствах кажется чудом и то немногое, что вообще сохранилось от этого несравненного искусства. Этим мы обязаны заботам и трудам собирателей разных веков, имена которых удержались в истории.