Рембрандт - Аким Волынский

Очень замечателен портрет леди Филадельфии Уортон, написанный Ван-Дейком и гравированный в XVIII веке Дункартоном в манере mezzitinto[67]. Традиция ломбартовской гравюры графини Карлейль сохранилась даже в деталях. Молочная белизна груди и лица так же оттенена черным мехом, та же крупная жемчужная нить украшает шею. Но цветок, который был на груди Лучин Карлейль, здесь лежит у правой руки на коленях. Рядом с лэди Уортон представлен большой цветочный куст. Цветочный куст мог бы быть естественным детерминативом всего портретного искусства Ван-Дейка. Что касается портретов английской королевы Генриетты Французской и короля Карла I, то они передо мною в превосходных гравюрах резцом: первая в исполнении Жубера, в пробном экземпляре, до всякой подписи, а вторая, исполненная резцом Манделя и оттиснутая на китайской бумаге. Генриетта Французская изображена прелестным белым цветиком мягким и гибким, с нежным опылением бабочки. Это женщина par excellence[68], и она могла выйти только из-под флороподобной кисти Ван-Дейка. Мы имели уже перед собою мужские лилии, но вот и лилия чисто женская – именно лилия, а не другой цветок, и при том садовая, а не полевая. Если сопоставить этот портрет с портретом Марии-Луизы де Тассис, то вот перед нами два разных цветка одинаково высокой и утонченной культуры. Но один – чистая лилия, другой же цветок упоительно прелестен, но вместе с тем ядовит и опасен. Тассис гравирована Фогелем, в том экземпляре, на который я сейчас смотрю. Черные волосы не сливаются с темным тоном картины и вместе с тем и не контрастируют с ним. Они как бы выструились из этого фона в большие могущественные колориты и придали всему цветку характер ночного видения. В портрете Карла I пульсирует струна мужественности поверх прикрытой интеллектуализмом пластичности.

Для полноты характеристики ван-дейковского портрета остается ещё только упомянуть портрет его жены, Марии Рутвен, сидящей у виолончели. Рембрандт, в шутке летца, посадил Саскию на колени среди легкомысленной кабаретной обстановки. Ван-Дейк представил любимую женщину музицирующею, с таким изяществом, на какое не были способны лучшие из голландских мастеров, включая гениального Гальса. Портрет может стоять рядом с лучшими произведениями Джиорджионе. Так же, как Грушенька в романе Достоевского, так же, как Аполлон в гимне Гомера, Рутвен представлена тоже только в первоначальной установке. Она уже не играет, а воздух звучит. Интересно сопоставить этот портрет с музицирующей дамой Ван дер Гельста. У этого последнего музыка представлена преизбыточно. Кроме гитары в руках, на подушке лежит ещё и виолончель. Но музыки в картине всё-таки нет. Одна жеманная рука покоится на струнах, а другая с преувеличенною жеманностью поворачивает двумя пальцами гитарный штифт. Лицо засматривает на зрителя с аффектированным кокетством. И всё тут напыщенно, вульгарно и грубо искусственно, тогда как у Ван-Дейка – музыка и аромат.