Рембрандт - Аким Волынский

Французский гравер Пьер Франсуа Базан (1723–1797) был большим любителем старых гравюрных досок. Он собирал их целыми коллекциями, обновлял и ретушировал, издавал их с большою для себя коммерческою выгодою. Такою же куплею-продажею, а также и посредничеством, занимался он и в области картин масляными красками, рисунков разных мастеров и редких старинных гравюр. В кругу тогдашних любителей и собирателей Базан был очень известен. Что касается Рембрандта, то у Базана оказалось довольно большое количество старых досок амстердамского мастера. Некоторые гравюры он копировал с большим искусством; так, например, он скопировал эскизный офорт головы, о которой мы говорили выше. По этой замечательной копии судишь об оригинале. Перед нами явление, подобное гравюре Моргена с фрески Леонардо да Винчи. Морген спас нам очертания фигур разрушающегося великого произведения, не сохранив при этом его души. Базан же, восстановляя нам в четком рисунке самое изображение Рембрандта, одухотворил его так, как сделал бы это сам мастер, если бы прошелся по этому портрету апперцептивной иглой. Получилось нечто замечательное. Передана каждая черточка с ясностью и заботливостью. Намечены курчавые волосы, маловидные в оригинале, небритая борода и усы, общая болезненность выражения лица. Пальцы рук поражают своею отделкою до мельчайших штрихов. Необходимо было, конечно, иметь перед глазами офорт 1645 года, чтобы с таким искусством, с такою проникновенностью, и при том совершенно в духе Рембрандта, вычерчивать детали плохо разбираемого глазом оригинала. Мутные пятна разрушения Базан оживил своею копиею. Но всего замечательнее в этой копии глаза Рембрандта. Они точно живые, вырванные из масляной картины самого художника. Отодвинешься от маленького офорта, посмотришь на него издалека, и возникает неудержимая иллюзия такой реальной правды, что испытываешь нечто вроде настоящего художественного гипноза. Перед нами именно глаза Рембрандта, глядящие на нас светом своих белков, из недостижимой какой-то глубины. Такова копия Базана. Она прекрасна во всех отношениях с точки зрения не только технического мастерства, но и истолкования внутреннего содержания офорта, и тем не менее, при всех этих своих достоинствах, он всё же заключает в себе одну особенную черту, выдающую иностранную репродукцию, а не оригинал. Французский гений вообще стремится к определенности и точности выражения, к выпуклости форм, к некоторой торжественной декламационности при математической ясности всей постановки вопроса. Французские рельефы все какие-то большие, монументально-триумфальные, не терпят экивоков, враждуют со всяким утемнением изображаемого мотива. У Рембрандта даже в этом незаконченном эскизном офорте тень и свет мягко и переливно сочетаются между собою в полунеслышном аккорде. Когда нужно, Рембрандт дает глубочайший мрак. Но его мрак живет, шевелится и часто бывает напоен рассеянным светом. Этих черт

у Базана нет. На его копийном офорте все слишком выпукло, отвлечено от дремлющего хаоса и переведено, если можно так выразиться, с одного расового корня на другой. Перед нами в его изображении скорее изысканный французский мудрец и любитель, чем работник амстердамской габимы. Но глаза в копии Базана всё-таки замечательны. Тут искусство художественной репродукции почти сливается с творчеством оригинала.