Рембрандт - Аким Волынский

Мы писали биографию Рембрандта по его многочисленным портретам, располагая при этом материалом, какого не мог бы дать ни один гениальный живописец, ни скульптор, ни музыкант, ни художник слова. Конечно, это самая правдивая исповедь, какую только можно себе представить. Сначала в ней фигурирует остроумный юноша, экспериментирующий над собственным лицом, а потом зрелый муж и старец. То он делает из своего лица шутовскую гримасу, то орнаментирует его всевозможными нарядами в духе времени и среды. Но и гримаса, и лицедейное фокусничество говорят у него на иудейском языке. Римской тоги, в духе итальянского ренессанса, Рембрандт ни разу не надел на себя, хотя соблазнов к тому было очень и очень много. Не забудем, что весь шестнадцатый век прошел не только для Нидерландов с Голландией, Фландрией и Брабантом, но и для всей почти Европы в большом и властном итальянофильстве, захватывавшем в лице Приматиччио даже школу Фонтенбло. Но Рембрандт, рожденный на самой заре XVII века, когда ещё плескалась волна позднего ренессанса, сохранил полную свою независимость несмотря на то, что душа и творчество его особенно открывались таким соблазнам и опасностям. Он тяготел к библейским сюжетам, писал их в красках и рисовал в офортах, рискуя каждую минуту соскользнуть на итальянский шаблон. Другие голландские художники спаслись от этой опасности в иных сюжетах, ушли в пейзаж, в анималистику, в жанр. Рембрандт же не только не убоялся больших сюжетов, но любил их и стремился к ним, как никто другой на всём свете. И если при этом, имея пред собою образцы настоящих магов южного искусства, как Леонардо да Винчи, Микеланджело, Лука Синьорелли, он тем не менее ни на шаг не поддался в сторону ипокритства, то только потому, что был евреем, если не по плоти, как мы думаем, то по духу, как мы утверждаем. Этим же объясняется и чрезвычайная, почти фантастическая правдивость его картин, портретов, офортов и самоизображений. Только такой человек мог написать портрет 1669 года. У всякого другого художника, обревшего решительную правду о человеке, она сказалась бы непременно в каком-нибудь риторическом жесте. Здесь же мы имеем один лишь простой и святой человеческий документ.

14 июня 1924 года

Рембрандт в графике

Рембрандт изображал себя и офортною иглою. Мы имеем офортных портретов, достоверных и недостоверных в довольно большом числе, но в хронологическом отношении они беднее, чем портреты живописные. В смысле изобразительной исповеди портреты эти никак не могут соперничать с писанными масляными красками. Наиболее интересные из них захватывают период юности и цветущей возмужалости, но бедно и скудно представлено время упадка сил, склона дней и старости.

Часть портретов носит рудиментарный или эскизный характер, и лишь немногие разработаны детально и с любовью. Но общие главные темы в самоизображении Рембрандта повторяются. Их не трудно распознать, хотя игла в целом слишком схематична, слишком суммарна, не воспроизводит тех оттенков, которые иногда играют значительную и даже существенную роль при чтении лица. А портреты Рембрандта нужно именно читать.