Рембрандт - Аким Волынский

В двух портретах, флорентийском и венском 1664-го и 1666 годов, мы имеем всё того старого Рембрандта с отмеченными уже чертами дряхлости и увядания. Но вот перед нами берлинский портрет 1668 года. Человек попробовал улыбнуться улыбкою летца. Получилось нечто замечательное: получилась улыбка смерти. Точно из окружающей тьмы на вас посмотрел смеющийся скелет, и никакой Jotenbang[55] не может дать вам того, что дает эта картина. Всё смеется на портрете. Мазки кисти, выражение глаз, раскрытый рот, легкое и полу-шутовское склонение головы – всё проникнуто гротеском, кощунственною шуткою, бросаемою в лицо всему миру. Но это не Рембрандт. Это только привидение давно умершего летца, проплывшее в душе. Сам Рембрандт, может быть, увидел себя накануне смерти в таком чудовищном облике, в раздвоении двух стихий, терзавших его на всём пространстве жизни, где духовный Сион и Габима вели раздельное мучительное для сердца сосуществование. Наконец, последний автопортрет 1669-го года. Перед нами что-то уже старушечье. Лицо одутловато, черты набухли и расплылись в какой-то водянке. Дух ещё ютится, пожалуй, в глазах и в продольной складке на лбу. Но тело явно разрушается, теряя всё больше и больше свою былую крепость. Что в сравнении с таким портретом весь прославленный натурализм дальнейших веков. В материи заложено что-то первозданно-женское, и когда дух покидает её, то оставляет её и всякая мужественность. Клочок праха, клочек глины – это женщина. Если оживить этот клочек духом, то получится человеческое существо, которое в своей основе андрогинно, причём женское и мужское начала всё время сражаются в нём за преобладание. Материя женственна, а дух, оживляющий и оплодотворяющий, мужественен, хотя бы носительницей его была та или другая женщина. Вот какую правду сказал о себе в своей последней исповеди этот самый правдивый и самый безбоязненный живописец. Страшно, совсем старуха. Какое ужасное превращение! Волосы спустились на плечи круглящимися, послушными волнами. Известно, что в старости даже бывшие жесткими волосы становятся мягкими и нежными. Они становятся бессильно пассивными, хрупкими и ласковыми на ощупь. Именно такие волосы мы и видим на этом последнем портрете. Были вьющаяся бурей копна, упрямые ореолы, теперь же ниспадающая речка, с её тихими извивами в последних берегах перед впадением в море. Оба подбородка – мягкие. Скулы закруглились мягкими опухолями. Даже лоб приобрел женскую мягкость. По этим чертам, показанным в изумительно верном биологическом аспекте, легко представить себе, как выглядел Рембрандт на одре смерти. Дух отлетел, осталась пассивная плоть.