Поворот не туда - Энни Уайлд

Глава 21

В ее глазах гнев. Я знаю, что она считает меня слабаком, но это не так. Если бы я был слаб, я бы поддался желанию убить ее и похоронил бы ее тело рядом с могилой брата. Благодаря ей, я наконец-то достаточно силен, чтобы сделать то, что следовало сделать давным-давно. Иногда лучше избавить раненое животное от страданий, чем позволить ему жить с увечьем.

— Я спущу курок, — говорит Эм, ее голос спокоен и собран. — А потом возьму Ганнера и уйду из этого Ада, в котором была заперта несколько недель. Не волнуйся.

Моя грудь наполняется чувством гордости.

— Хорошая девочка.

Слеза скатывается по ее щеке, нижняя губа дрожит.

— Но сначала я хочу, чтобы ты рассказал мне всё, — ее голос напряжен, она сильнее прижимает пистолет к моему виску, выполняя работу, которую я сам собирался сделать — но я не позволю ей быть той, кто спустит курок.

Но я позволю ей почувствовать, что в данный момент всё под контролем.

— С чего ты хочешь, чтобы я начал? — спрашиваю я, странное спокойствие поселилось в моем теле.

— Что случилось с твоим братом?

Я испускаю долгий, тяжелый вздох.

— Я убил его.

— Как? — требует она, ее глаза вспыхивают гневом. — Как ты его убил?

— Я застрелил его из своей винтовки. Что-то было не так со мной, — начинаю я, и правда льется легче, чем я ожидал: — У меня появилось странное ощущение, как будто я снова на войне, но никаких воспоминаний не было. Всё просто погрузилось во тьму.

Она кивает.

— Он мог понять, что что-то не так, и Ганнер ведь помогает тебе.

Я улыбаюсь ей, и мои глаза наполняются слезами.

— Он чертовски хорошая собака и единственная причина, по которой я всё еще здесь — но это было до того, как ты появилась. Ты можешь взять его и дать ему хорошую жизнь.

— Он пропадет без тебя.

— У него будет меньше стресса, — усмехаюсь я, вытирая первую слезу за десятилетия.

Губы Эм дрожат, но она держится.

— Продолжай. Что произошло?

Я выдыхаю.

— Я… я вышел на улицу. Он пошел со мной — и Ганнер тоже. Мне нужен был воздух. Или что-то еще? — я замолкаю, качая головой. — Я чувствовал себя странно. У меня не было оружия с собой тогда. Он что-то сказал мне? Он сказал, что мне нужна помощь, и что он отведет меня к врачу. Я спорил с ним, убеждая его, что со мной всё в порядке, но потом он сказал, что у меня мертвый, отстраненный взгляд. Я сам его видел, в зеркале. Это пугало меня, Эм.

— А потом?

— А потом всё погрузилось во тьму. Я не знаю, что произошло…

Я не могу смотреть ей в глаза, когда заканчиваю, рассказывая о винтовке, умирающем брате и том, как я похоронил его там, где он просил.

— Я хотел вызвать полицию и сдаться. Я знал, что меня отправят в психиатрическую клинику. Они хотели сделать это, когда у меня случился первый… эпизод.

Она кивает.

— В продуктовом магазине.

Мои глаза расширяются от удивления.

— Откуда ты знаешь?

— Из дневника. Твои родители попали в автокатастрофу пока ехали, чтобы забрать тебя, и твой брат поехал к ним, оставив тебя.

— Он поступил правильно, — говорю я, игнорируя взрыв горя в груди. — Думаю, технически я убил троих из четырех моих умерших членов семьи, — я прикусываю внутреннюю сторону щеки.

— Нет, — возражает она, качая головой и опускаясь глубже ко мне на колени, и я чувствую тепло ее тела. — Нет, ты этого не делал. Всё не так. Если ребенок ждет, когда мама заберет его из школы, а она умирает по дороге, это не вина ребенка.

— Ребенок, вероятно, не играет в войнушку в туалете.

— Это всё еще не значит, что это твоя вина.

— Хорошо, но остальные — да.

Эмерсин кивает.

— Да, так и есть. Почему бы тебе не рассказать, что ты сделал?