Поворот не туда - Энни Уайлд

Прикусываю губу, когда он прислоняется к стойке, сложив руки на широкой груди. Он замкнутый и сложный, но это не мешает мне отчаянно хотеть узнать о нем больше. Даже не могу объяснить, почему. В нем есть что-то опасное, но и что-то сломленное…

И это притягивает меня больше, чем хочется признавать.

В голове снова всплывают воспоминания о его прикосновениях, что пугает меня так же, как и возбуждает. Тёрнер — ходячий красный флаг, но стоит его взгляду смягчиться, и все сирены умолкают, — и это пугает почти так же сильно, как снежная буря.

Ругаю себя мысленно.

Это просто потому, что я хочу отвлечься… Вот и всё. Должно быть именно так.

Глава 9

Я заставил ее покраснеть, и после двух дней, проведенных между сном и явью, я чувствую себя немного лучше. Она пришла искать меня, и я воспринимаю это, как своего рода, комплимент. Конечно, если бы я переборщил с дозировкой, она бы нашла мой труп, разлагающийся на протяжении сорока восьми часов.

Но никто не искал меня уже много лет. Она пришла за мной через два дня, и не потому, что ей было сложно разжечь огонь или нужна была помощь. Она просто волновалась… обо мне.

И это всё, о чем я могу думать, сидя напротив нее за столом и разделяя паршивый ужин из макарон, и замороженной курицы с пармезаном. Мне не хотелось прилагать усилия, чтобы приготовить что-то получше, но и заставлять ее готовить я тоже не собирался.

— Отстой, знаю, — говорю, когда она подносит вилку с макаронами ко рту.

Она пожимает плечами.

— Бывало и похуже.

— Расскажи. Что самое отвратительное ты когда-либо ела?

Эмерсин улыбается.

— Ну, наверное, тот раз, когда я поела в рыбном ресторане, и рыба оказалась недожаренной.

— Рыбу можно есть сырой, — возражаю я. — Так что, возможно, она и была дерьмовой на вкус, но, по крайней мере, она бы тебя не убила.

Ее красивые зеленые глаза сужаются при виде моей усмешки.

— Если только ее не хранили неправильно.

Что ж, рад, что ты выжила.

Я усмехаюсь, чувствуя легкость в теле после сна. Знаю, что не могу позволить себе расслабиться, но сейчас я в порядке. Никакого сильного желания убить ее в затуманенном яростью состоянии. Голова ясная, и, черт возьми, я сижу за столом с привлекательной женщиной — той, от которой не могу отвести взгляд. Может, дело в том, что нас засыпало снегом или в том, что я давно не был рядом с людьми, но это кажется чем-то бо̀льшим. Она заряжает воздух вокруг меня.

— А что самое ужасное, что ты когда-либо ел? — она кладет вилку рядом с почти опустевшей тарелкой.

— Хм, не знаю, — я ерзаю на стуле. — Наверное, мясной рулет моей мамы.

— Это жестоко, — она смеется, ее легкий и звонкий голос пробирает меня до костей. — Бедная твоя мама.

— Не думаю, что она в состоянии беспокоиться об этом, находясь на шести футов12 под землей, — хмурюсь, убивая свое хорошее настроение.

Эмерсин замолкает на несколько мгновений, и я снова начинаю себя ненавидеть.

— Сожалею о твоей утрате, — наконец произносит она.

Я игнорирую ее слова, ненавидя эту фразу, но решаю не показывать этого. Она не знает ничего о моей жизни. Провожу вилкой по тарелке.

— А что насчет твоей семьи?

Возможно, если она будет говорить только о себе, мы сможем обойти разговоры обо мне.

— Что насчет них? — она опирается подбородком на руку, ее брови слегка приподнимаются.

Маленький жест, но он притягивает мое внимание. Член напрягается, когда я представляю ее подо мной с этим же выражением лица, когда вхожу в нее.

Сон, похоже, не решил эту проблему.

— Тёрнер?

— Прости, — бормочу я. — Эм, я просто хотел, чтобы ты рассказала о своей семье. Не знаю…

Опускаю глаза на еду в тарелке, вид которой тут же помогает справиться с возбуждением.