Разные лица - Семён Работников (1987)

Правда, к этому времени у него был уже немалый жизненный опыт. На долю Егора и его сверстников выпала не война, а долгая служба в армии. Служил он восемь лет, взяли мальчишкой, а вернулся мужчиной, так что мать не узнала собственного сына. В саперной части, работая топором, он накачал мускулы и стал очень сильным, хотя и уступал многим в росте. На гулянье же в основном собирались парни лет по девятнадцати, допризывники. Они, несомненно, чувствовали превосходство над собой Егора, и мало-помалу их враждебность сменилась равнодушием, а потом — любопытством. Собрав вокруг себя кружок, Егор любил порассказать, где служил. А за восемь лет где он только не побывал! И в Польше, и в Германии, и на Севере, и на Дальнем Востоке — там он застрял на целых четыре года.

Да и любовь Егора, парни опять-таки это замечали, была такой упорной, настойчивой, что ей нельзя ничем помешать.

Приходил он каждый день, в любую погоду. Хоть град с куриное яйцо падай с неба — Егор тут как тут, стоит, первое время в гимнастерке без погон и галифе, пыхает дешевой папиросой и поглядывает на собравшуюся молодежь. Машу его взгляд обтекал, он стеснялся при всех глядеть на нее, но она была центром мироздания, и он видел Машу даже с закрытыми глазами, она проникала в него как яркий свет.

Только уже в глубоких потемках, когда все начинали расходиться, Егор осторожно приближался к Маше и уводил куда-нибудь на крыльцо.

Так продолжалось с полгода. В осенний вечер, когда землю сковал мороз и в воздухе кружились редкие снежинки, словно проверяли, можно ли ее укрывать, Егор предложил Маше выйти за него замуж. Маша молча выслушала.

— Завтра отвечу, — степенно сказала она.

Несмотря на то, что она была моложе, Егор не ощущал над ней превосходства, напротив, казалось, что эта девушка, дальше своего районного города нигде не бывавшая, старше и опытнее его. От нее исходила внутренняя сила, и Егор робел. Он и целовал-то ее редко и никогда не лез с руками.

Егор пошагал домой, понуря голову. Что ежели откажет? «Завербуюсь куда-нибудь подальше и сгину», — думал он. Так растревожил себя подобными мыслями, что всю ночь не мог уснуть, ворочался с боку на бок, курил, заставляя мать на печи кашлять.

Но его ждал не отказ, а согласие. Правда, Маша поставила условие, что жить будут у нее. У ней был вдовый старик-отец. Не бросать же его одного. Такому условию Егор только обрадовался: он работал плотником в поселке, и отсюда до него рукой подать, из своей же деревни Егору приходилось топать верст шесть. В его маленькой деревушке жизнь еле теплилась, когда как здесь, в Марьином селе, если не била ключом, то во всяком случае текла оживленнее. Конечно, оставлять старуху-мать, ждавшую его восемь лет, не совсем удобно, ну да ведь не за тыщу верст уезжает, всегда сможет навестить и помочь по хозяйству.

И жить бы им долго и счастливо, но тут в их жизнь стал встревать Марьин отец — Герасим, невзлюбивший своего зятя. Обычно в жизнь кто-то вмешивается.

— Ну и нашла сокровище! От горшка два вершка, — бормотал он в бороду, но так, чтобы Егор слышал.

Герасим был пугалом всего села, поэтому неудивительно, что он не жаловал зятя; думалось, ему доступно одно чувство — ехидство и злоба. Терпел он только дочь, да и то потому, что она стирала, готовила еду.

Герасим при любой возможности старался сделать людям какую-нибудь пакость. Стоит бабе зазеваться у колодца, как в ведре у ней оказывалось собачье дерьмо. Соседям белье на проулок нельзя было вешать, иначе Герасим, улучив момент, измажет его грязью. Даже безобидную корову, проходившую мимо него, он пинал под брюхо.

Герасиму тоже, конечно, платили тем же, но он готов был к любым неожиданностям.