Разные лица - Семён Работников (1987)

— Сиди уж! — обиделась Марья. — Ты мне не мешаешь.

Егорка удивился, как спокойно рассуждают они о смерти. Неужели им надоело жить? Ему-то жизнь никогда не надоест, жить бы и жить вечно и всегда видеть перед собой родные лица. Слава богу, смерть оставили в покое и заговорили о другом.

— Побегу завтра в город телеграмму давать Владимиру, — сказала Марья. — То-то обрадуется. Он сына хотел. По нему вышло.

— Обрадуется, — подтвердила Наталья.

Егорка сидел рядом с Феней. Им положили на тарелку по куску редкого зимой сотового меда. Отковырнув вилкой мед, он клал его в рот и сосал долго, пока во рту не оставалась одна вощина. Усаживаясь удобней на лавке, Егорка задел под столом ногу Фени, и его точно обожгло. Феня тоже коснулась его ноги, и они начали сталкиваться ногами, делая при этом серьезные лица. Феня не выдержала и фыркнула.

— Не балуй! — сказала мать и отвесила ей подзатыльник.

Она ткнулась в блюдце с чаем и фыркнула сильнее. За столом все рассмеялись.

Допив последнюю чашку, Наталья опрокинула ее вверх дном и поднялась из-за стола, следом за ней встал и Егорка. Феня с сожалением глядела на него.

— Спасибо тебе, тетя Наталья, — говорила Марья, засовывая ей за пазуху сверток. — Это тебе платок за труды.

— Куда мне его? В гроб, что ли, класть? Ничего не надо.

— Возьми, возьми! — настаивала Марья. — Они люди состоятельные.

Она все-таки заставила ее взять подарок.

Вышли от Березиных уже в глубоких потемках. Еще сказочнее стали заиндевевшие деревья, и утоптанная тропка сильнее пела под ногами. Выли собаки, словно жалуясь на стужу. Жутко было смотреть за деревню на поля, стывшие под лунным светом, на лес вдали. Егорка держался за руку Натальи. Она шла легко, как будто плыла по воздуху.

— Бабка, а на четвероюродных сестрах можно жениться? — спросил он.

Старуха приостановилась, посмотрела на Егорку и засмеялась.

5

У Натальи была соперница — маленькая востроглазая старуха Фекла, моложе Егоркиной бабки лет на пять. Фекле хотелось такого же почета в деревне, какой был у Натальи, и она пробовала врачевать. Но после того как при отеле задушила теленка, ей перестали доверять. Наверно, поэтому она ухватилась за бога, одевалась как монахиня, во все черное, ездила по церквам и любила рассуждать о религии. Говорила она так, как будто знала все, тоном, не терпящим возражения, «как аблакат», — говорили о ней.

Она ходила по деревне, все высматривала и подмечала. У кого свадьба, похороны, крестины, она тут как тут. Зоркие, мышиного цвета глазки так и прыгают с предмета на предмет, с лица на лицо. Люди боялись ее взгляда, острого языка, запирались от нее, но она, как таракан, всюду проникала, пролезала вперед.

Ее пробовали отучить от излишнего любопытства. Как-то парни вырезали из тыквы подобие черепа, внутрь поставили свечку и, когда в сумерках Фекла шла по деревне, вышли ей навстречу.

— С нами крестная сила, с нами крестная сила! — остолбенела Фекла и стала быстро креститься. — Свят, свят… Сгинь с глаз, нечистая сила!

А потом пустилась бежать, так что парни не поспевали за ней. Наутро она рассказывала, как ее искушал дьявол. Ей запускали в дом вонючего козла, вешали в трубу перо, которое, когда топилась печь, вращалось и издавало странный звук. Но после таких испытаний Фекла становилась строже, что-то святое, иконное появлялось в ее лице.

Идет Фекла по деревне, тяжко вздыхает и укоризненно качает головой.

— Что, Фекла, хмуришься? — спрашивает ее Наталья.

Фекла останавливается и начинает без умолку говорить:

— Да как же не хмуриться?! На похоронах Зинаиды была… Все растеряли люди, все позабыли. Положить-то в гроб не умеют, обрядить-то как подобает не могут. На что это похоже, а?

— Ну и что?