Разные лица - Семён Работников (1987)

А Люба, похоже, осталась такой, какой была раньше. Нет, она тоже переменилась: ярче расцвела ее красота, приобрела завершенность и зрелость. Это была как бы вершина расцвета. Люба немного пополнела, исчезла девическая угловатость. Именно в такую пору девушки выходят замуж.

Особенно Волынцеву памятны последние летние каникулы, когда приехал в родной город, встретил Любу, и она поразила, буквально ошеломила его. Думалось, рядом с ней человек всегда будет счастлив, счастлив от одного созерцания ее яркой и одновременно простой русской красоты. Ее слегка вьющиеся волосы словно горели на солнце и сродни были солнечным лучам. Глаза просвечивались до самого дна. Но ее красота и пугала. Во всяком случае, Волынцев испытал какое-то странное состояние, которое не появлялось в нем раньше, — тревожно было рядом с Любой, ему казалось, что ее в любой момент могут украсть.

Запомнилась ему лодочная прогулка по реке, с ночевкой. Собралось их человек шестнадцать, большинство студенты, съехавшиеся на каникулы, взяли три лодки и поплыли вверх по течению. Стояла середина лета, сенокосная пора, и с берегов их обдавало запахом сена.

Они уплыли километров за десять от города, выбрали лесистый берег, разложили огромный костер, расселись вокруг, бренчали на гитаре, острили, смеялись.

Волынцев впервые был с Любой в такой большой компании, и ему почудилось, что она как бы отдаляется от него, хотя Люба по-прежнему искала его взгляда и улыбалась. Несмотря на шутки и смех, непринужденности в компании не было, каждый старался привлечь к себе внимание, блеснуть словцом, и все, ему казалось, из-за Любы.

Среди них было немало красивых девушек, но Люба выделялась и здесь. Она, как царица среди придворных, сидела на поваленном дереве и добродушно поглядывала на всех. Волынцев тупел от напряжения и проклинал эту прогулку. Надо же было согласиться поехать с полузнакомыми людьми. Особенно ему не нравился один парень, сыпавший остротами. Он был высок, красив и неистощим на шутки. Все уже выдохлись, а он продолжал острить. Но что-то неестественное было в его каламбурах — он словно заранее, как актер, разучил свою роль.

Разогревшийся за день и теперь остывающий лес веял на них запахом смолы, и река плавно текла в берегах. Но все это жило отдельно.

Может быть, и хорошо, думал Волынцев, что так получилось. Теперь он лучше знает себя. Не мог же он быть с ней всегда вдвоем. На людях она представлялась ему совершенно другой.

Дров в костер больше не подбрасывали, и он пульсировал, догорая, подергивался пеплом и мерк. Слоями стлался над водой туман, и зябко сделалось в воздухе. Все разбрелись кто куда — зарылись в копны сена, уснули на берегу.

— Пойдем, — обратившись к Любе, сказал Волынцев.

Она встала, поправила на плечах кофточку и покорно пошла за ним. Он привел ее к лодке, расстелил на дне старый плащ, они легли и укрылись от комаров полой плаща. Запахло прорезиненной тканью, звенели комары, стараясь добраться до них, а им было уютно в тесном маленьком мирке. Быстро согрелись, и вскоре Волынцев услышал спокойное ровное дыхание Любы: она уснула.

Сам он знал, что не уснет, и даже не старался этого сделать. Волынцев понимал: счастливо и беспокойно проживет человек рядом с ней. Но его пугало это счастье, и он отыскал в ней что-нибудь такое, чтобы вызвать неприязнь. «Она сегодня была равнодушна ко мне, ее больше занимал тот остряк», — думал он. Даже то, что она уснула так быстро, настораживало его. «Нет, она меня не любит», — говорил он себе.

Волынцева самого поразила произвольность выбора. Он может жениться на Любе, но может и не жениться. Удивительна была эта ночь. Он лежал рядом с девушкой в лодке и старался заглушить в своем сердце любовь к ней, а она мирно спала, прижавшись к нему, и ни о чем не подозревала. Он не видел, но чувствовал, как светлело небо, как взошло солнце и стало греть их своими лучами…

В те длинные летние каникулы Люба ждала, что он предложит ей выйти за него замуж.