Разные лица - Семён Работников (1987)

Было уже поздно. Я выключил свет, но в комнате все равно оставалось светло от уличного фонаря, горевшего напротив. Фаина попросила, чтобы я отвернулся. Я слышал, как она зашуршала одеялом. С замирающим трепещущим сердцем я подошел и не успел прикоснуться к ней, как она вздрогнула, лицо ее исказилось, волна прошлась по нему от внутреннего толчка, Я держал Фаину за руки, и такая неземная бесовская сила была в ее руках, что я не мог их удержать. Меня охватил ужас, чувство непоправимой беды. Включил свет, и он больно ударил меня по глазам. В ярком свете все предстало еще страшнее: бледная, Фаина лежала без сознания, и тело ее было сведено судорогой. Я метался но квартире, хотелось кричать, звать на помощь. Я намочил полотенце холодной водой и приложил к ее лбу. Фаина тихо застонала, стала дышать ровнее, тело расслабилось, она открыла глаза, в которых еще оставалась боль.

— Теперь я тебе неприятна, — заговорила она слабым голосом.

— Фаина, милая, успокойся. — Я старался делать вид, что ничего не произошло.

Только теперь я до конца понял душу Фаины, прозрачную и чистую, словно вода в роднике. Ничего больше не нужно, только чувствовать ее душу, любившую меня огромной любовью, и самому давать такую же любовь.

Так мы провели свою первую брачную ночь, лежа без сна, тихо переговариваясь.

С Фаиной случился, как я узнал позднее, эпилептический припадок.

Все наши попытки близости заканчивались припадками Фаины, и с каждым разом они становились продолжительнее и тяжелей.

— Что ты испытываешь? — спросил я Фаину.

— Страшный стыд.

Фаина таяла, худела на глазах. Я был близок к помешательству. Я не мог спать, и у меня начались сильные головные боли. За какие-то две-три недели она могла довести себя до могилы.

— Фаина, почему бы тебе не уехать домой? — предложил я ей. — Через несколько месяцев мы будем вместе. Учиться осталось недолго. Дома ты поправишься, окрепнешь.

— Только я опять стану сильно скучать по тебе, — сказала она.

— Мы теперь муж и жена и, наверно, по-другому перенесем разлуку.

Через три дня я ее провожал.

— Это пройдет, — сказал я, на прощание целуя ее.

Она уехала, я остался и пошел по пустым улицам.

На этот раз мы не так остро переживали разлуку. Я целый месяц жил один в квартире, потому что деньги были уплачены вперед, и после шумного общежития наслаждался тишиной. Долгими осенними вечерами я лежал на диване и думал о Фаине. Вернее — не думал, а чувствовал. Ее дух был рядом со мной и грел мне сердце. Да, странно, не как у всех людей сложились у нас супружеские отношения. Но я был счастлив. Только тревожно делалось за Фаину: как там она, горюет, думает обо мне?

Началась зима, морозный воздух бодрил, дышалось легче. Скоро Новый год, а там пойдет, словно под уклон с горы, все быстрее и быстрее, к весне, лету.

В середине декабря я получил от Фаины телеграмму, где стояло одно слово: «Приезжай». В нем мне чудилась мольба, тревога, надежда. Она торопилась, и я понимал это, когда ехал на поезде и глядел на заснеженные поля и черный голый лес, но я не мог не поехать, раз меня звали.

Зима в городке была еще морозней, и щеки Фаины розовели. Она часа полтора дожидалась меня на перроне. Мы шли по улицам, и я не узнавал их: на крышах домов, на деревьях, на заборах — всюду — снег.

В честь моего приезда родители Фаины устроили пир. Собрались мои родители, родственники, и гуляли до поздней ночи.

Все разошлись, старики легли спать в небольшой комнате через коридор.

— Я не буду тебя трогать, — сказал я Фаине.

— Все это время я хорошо себя чувствовала. Я думаю, болезнь прошла, — ответила она, смущаясь.