Разные лица - Семён Работников (1987)

Началась осень, полили дожди, ветер срывал с черных, точно вымазанных дегтем деревьев листья и швырял на мокрый асфальт. Никакого просвета на небе, одни тучи, тучи, с которых сыпется холодный дождь, и так, думалось, будет всегда.

Чтобы как-то рассеяться, я старался больше быть среди товарищей. Разговоры, споры отвлекали, но когда я оставался один, прежнее тревожное чувство входило в мою грудь.

Я получал от Фаины письма почти каждый день и сам писал часто, но письма не приносили облегчения. Фаина писала, что ей порою делается страшно: вдруг я разлюблю ее. Я писал ей, успокаивая, чтобы она не думала об этом, я ее никогда-никогда не разлюблю, с тех пор как ее встретил, для меня нет больше женщин, кроме нее.

Я почему-то с трудом мог вообразить ее лицо, Фаина мне казалась облаком, духом, вошедшим в меня.

Вскоре она прислала мне свою фотографию — милое задумчивое лицо, смотревшее куда-то вдаль мимо меня, и я любил рассматривать фотографию перед сном.

В воскресенье я возвращался из Эрмитажа и шел по набережной между Дворцовым и Кировским мостами. Раньше я всегда любовался панорамой, открывавшейся отсюда. Вдруг на этом месте на меня нашла тоска. Еще только начало октября. Сколько еще нам быть в разлуке?! «Боже, боже! — взмолился я. — Сделай так, чтобы время летело быстрее». Я прижался лбом к мокрому холодному граниту набережной и несколько минут так стоял.

Письма от Фаины неожиданно перестали приходить. Что случилось? Может быть, она заболела? Или виноват почтальон, что-то перепутавший? Я успокаивал себя тем, что завтра наконец получу письмо. Но завтра наступало, а письма не было. Их не было целых шесть дней. На седьмой день, когда я уже не знал, какие предположения строить, наконец получил письмо. Фаина почти неделю живет в Ленинграде, работает на стройке. Она сообщала адрес общежития и просила, чтобы я приехал в субботу вечером.

Я не стал дожидаться субботы и поехал сразу. Общежитие находилось недалеко, тут же, на Выборгской стороне.

Какое-то смятение было во мне. Почему она не написала заранее, не посоветовалась, а взяла и приехала? Она уже несколько дней здесь и почему-то не подавала о себе весть? А я скучал, томился, не получая писем, и не знал, о чем подумать. Сможет ли она жить в этом большом городе с сырым климатом и работать на стройке? Все произошло слишком неожиданно, и я не мог еще свыкнуться с мыслью, что она здесь, рядом со мной. Я не пошел в общежитие, а попросил проходившую мимо девушку позвать Фаину из комнаты, которую она мне указала в письме. Девушка обещала. Я закурил, прижался плечом к дереву и стал ждать. Сейчас, через минуту она выйдет. Но я был почему-то спокоен.

Фаина в светлом плаще показалась на высоких ступеньках и посмотрела направо и налево. Я стоял внизу напротив, и она не видела меня. Бросив сигарету, я шагнул навстречу, и тут она заметила меня. Лицо ее тоже было спокойно.

— Здравствуй.

— Ну, здравствуй.

Мы слегка коснулись рук. Стоим и молчим, испытывая неловкость. А сколько раньше хотелось сказать ей! В разлуке мы, видно, отвыкли друг от друга. В письмах как бы обращаешься к мечте, а здесь перед тобой живой человек во плоти. Я спрашиваю ее о чем-то незначительном, она отвечает. Мимо проходят девушки и смотрят на нас.

— Пойдем погуляем по улице, — предложил я, и мы медленно пошли.

Начинало уже смеркаться, и зажглись фонари.

— Ты не сердишься на меня? — спросила Фаина.

— Нет, не сержусь. Но ты, по крайней мере, могла бы сообщить заранее, что приедешь.

— Я хотела вначале устроиться, а потом уже написала тебе… Я не помешаю твоей учебе — будем видеться только по выходным. — Мы опять замолчали. На улице становилось темнее, и ярче горела цепочка фонарей, убегающих вдаль.

— Мне очень тяжело без тебя, — сказала Фаина дрогнувшим голосом. — Я думала, что умру.