Разные лица - Семён Работников (1987)

Не знаю, Фаина или округа давали мне это настроение, настроение праздника. Мне постоянно было хорошо, приятно, и я ничего не желал, только жаль стремительно убегающих дней, каждый из которых весом, счастливо прожит, наполнен солнцем и голубыми далями.

Вначале все было сочно-зеленое: поля, леса и овраги, а затем бугры, обращенные к солнцу, стали желтеть, желтый цвет появился и на полях — хлеба начали созревать, травы выгорали. Пахнуло осенью — и еще печальнее и красивее стало кругом. Воздух над полями еще был знойный, прокаленный солнцем, а в лесу стояла зеленая прохлада, но что-то переменилось, и все чаще и чаще в мою душу входила грусть. Я глядел на Фаину, ее глаза тоже смотрели на меня, хотели улыбнуться и не могли.

Однажды мы заехали к лесному озеру и поднялись на холм. Отсюда был виден краешек озера — глубоко-синяя вода, остальное все загораживал лес, высокие ели и березы. Зоя осталась внизу, слышался ее смех, она пробиралась сквозь чапыжник, и, видно, крапива жалила ее. На вершине холма было глухо и грустно. Фаина сидела рядом со мной, обхватив колени руками, и вдруг я услышал, что она тихо всхлипывает.

— Что с тобой? — спросил я.

— Ты… ты скоро уедешь, — ответила она.

Я обнял ее и стал целовать мокрое от слез лицо.

Вскоре на холм поднялась Зоя. Фаина успела вытереть лицо и немного отвернулась от меня, но Зоя догадалась, что между нами что-то произошло, и смотрела то на меня, то на свою подругу, и глаза ее были серьезны.

Любовь напугала меня. Фаина постоянно была напряжена, обеспокоена. Нет, не светлым радостным чувством любовь пришла к нам, а тревогой, переживаниями, страхом потерять друг друга. Может, это из-за близящейся разлуки? Фаина часто плакала, она заметно похудела и подурнела, и я боялся за нее. Любила бы она меня чуть поменьше. Ее любовь, как болезнь, заразила меня, и я испытывал то же, что и она, не спал ночами и мучился. Но я был и счастлив: меня любили, и я любил, первый раз, по-настоящему.

Я надеялся на свой отъезд: уеду — и напряжение снимется, у меня и у ней не будет такого настроения.

Фаина с Зоей провожали меня. День был холодный, ветреный, суматошный. Как всегда в конце лета, ехало много народа. Весь перрон запружен, а люди все прибывали и прибывали. Поезд опаздывал. Мы стояли среди толпы, взявшись за руки. Фаина плакала, плакала, не стесняясь своих слез.

— Прочитаешь в дороге, — сунула она мне в карман письмо.

Наконец поезд подошел. Мы расстались второпях, я поцеловал ее губы, пожал руку Зое, поднялся на подножку и стал протискиваться в вагон. Дорога помогала забыться, и мне было легче, чем ей, оставшейся в городе. Я ждал, когда в вагоне все рассядутся и успокоятся, чтобы прочитать ее письмо. Стало немного потише, я открыл конверт.

«Дорогой Сережа!

Как тоскливо теперь без тебя! Что мне делать? Я стану жить воспоминаниями о лете и думать о том времени, когда мы увидимся снова. Я буду вспоминать наши велосипедные прогулки. Это самое счастливое время в моей жизни. Повторилось бы оно еще хоть раз.

Люблю тебя сильно, навсегда.

Фаина».

Я понял, что никуда не денусь от ее любви. Она нашла меня в дороге, она найдет меня там, в большом городе, куда я еду, она найдет меня всюду. Мне было жутко и радостно. Тревога в нас была от огромности чувства. Хотелось сойти с поезда, вернуться к ней и успокоить. Мы ведь ничего не успели сказать друг другу.

Я прислонился к перегородке, закрыл глаза, и передо мной очень живо встали наши поездки по полевым и лесным дорогам на велосипедах. Я увидел траву, мелькающую под колесами, васильки во ржи. И для меня это самое счастливое время в жизни.

Я уже не мог жить прежней беспечной жизнью, я думал о Фаине. Как она переносит разлуку? Возможно, ее грусть и передавалась мне, держала меня неотступно.