За решеткой - Никки Джеймс

Бишоп понизил голос до шепота ровно настолько, чтобы было слышно через стальную дверь, и прислонился лбом к узкому окошку. Он смотрел на меня как огромная пантера, готовая к броску. Одни лишь его габариты и аура обездвиживали меня.

— Ты никому не обязан объяснять, что тебе нравится и не нравится. Ты понимаешь? От меня они этого не услышат. Я тебе обещаю. Если ты хоть на минуту подумал, будто я не знаю, что ты все время стоял там, ты ошибаешься, босс, — он помедлил, удерживая меня в тисках одними лишь словами. — Я костьми тебя чувствую всякий раз, когда ты рядом. Я знал. Я всегда знаю.

Я пошевелил губами, пытаясь выманить слова на поверхность, но ничего не пришло. В свете моей нерешительности Бишоп поднял ладонь и прижал ее к стеклу. Я инстинктивно сделал то же самое. Ладонь к ладони, за минусом семисантиметрового стекла.

— Мне жаль, — это единственное, что мне пришло в голову.

Уголок его губ дернулся.

— А мне нет.

Он согнул пальцы на стекле. То же движение он сделал тогда со своей бабушкой — будто он пытался сжать мою ладонь.

— Знаешь, раньше никто, кроме бабули, мне не верил. Даже Джален. Никто. Когда ты паршивый черный парень без родителей и с отсидкой в прошлом за причинение проблем, они считают тебя виновным еще до того, как ты попытаешься оправдаться. У меня не было шансов. Но ты...

— Я верю, что ты этого не делал.

Его глаза потеплели, взгляд задержался на мне. Мы разделили напряженный момент, влекомые друг к другу, и нить между нами тянула нас все ближе.

Какого хера происходит? Водоворот слов, мыслей и чувств затягивал меня. Я услышал его вчерашние фразы в новом свете. «Я не мог любить ее так, как она любила меня». Что это означало? Я искажал его слова и слышал то, что хотел слышать, или Бишоп пытался мне что-то сказать? Он знал, что я стоял рядом, пока он дрочил. Он позволил мне смотреть и...

— Энсон.

Мое имя на его губах, произнесенное этим низким баритоном с легкой техасской тягучестью, прогнало весь шторм прочь. В моей голове воцарилась тишина, и я наблюдал за ним. Ждал.

— Я же тебе говорил, — прошептал он, снова сгибая пальцы поверх моих и словно пожирая меня темным взглядом. — Тебе не нужно меня бояться. Я серьезно.

Я бездумно опустил лоб к стеклу, прижимаясь к нему, и закрыл глаза. Мы вместе дышали. Тишина между нами ощущалась как одеяло, скрывавшее нас от реальности и мира.

Я мог бы простоять бы так остаток ночи, но Бишоп, у которого было больше здравомыслия, чем у меня, заговорил.

— Тебе лучше доложить о пересчете, пока они не начали тебя искать.

— Ага, — я оттолкнулся от двери и выпрямился, глянув по ряду в обе стороны.

Когда я снова встретился взглядом с Бишопом, между нами что-то изменилось. Это было едва уловимым, но все же присутствовало. Уголок его губ приподнялся в улыбке, и он подмигнул перед тем, как вернуться в постель.

Да, я в заднице.

Каким-то образом я оказался заворожен прекрасным темным ангелом в камере смертника.

***

На той неделе нам больше не довелось поговорить. Следующая ночь превратилась в хаос. Парень в ряду Джина пытался повеситься на импровизированной веревке из простыни, пока никто не видел. Нам пришлось вызвать команду КНЭРа для вмешательства внутри камеры. Стычка была ожесточенной и нелицеприятной. Оказавшись внутри, мы поняли, что парень обдолбался до невозможности. Потребовалось применить перцовый спрей, и из-за этого нам тут же пришлось провести обыск во всем отсеке А/Б. Обыскали каждую камеру. Каждому заключенному пришлось пописать в баночку. Снова. Это затянулось на всю ночь, и Рею пришлось приехать почти сразу после полуночи, поскольку мы с Джином не могли справиться в одиночку, а в обязанности КНЭРа это не входило.

Из-за того, что вся эта суматоха затянулась на все утро, в итоге я отработал две смены подряд, и моя последняя ночная смена была отменена.