Рембрандт - Аким Волынский

Картина и офорты Рембрандта на тему распятия чрезвычайно для него типичны. Художник не может изобразить того, чего нет в душе, в особенности душе, насыщенной рационализмом и интеллектуальностью. Круцификс есть, а распятия нет. Взглянем, однако, глубже и по существу на крест и на распятие. Прежде всего, напомним тот несомненный факт, что евреи не знали распятия. Эта форма смертной казни практиковалась у древних греков, у римлян и в их колониях. Со времени же Христа самый крест стал символом мученичества, в религиозном смысле этого слова. Но помимо того и независимо от того, крест с древнейших, ещё египетских и даже доегипетских времен, был одной из простейших форм геометрического орнамента, прямолинейного или с участием круглых линий. Крест иногда находился в середине круга или же каждая оконечность его украшалась кружочком. Впоследствии, после Христа, когда стали носить крест, как духовную эмблему, прежняя форма крестовидного украшения продолжала жить рядом с вещественным символом. В Шулхан-Арухе не запрещено евреям носить крест, если он служит только целям украшения, а не в ознаменование казни Христа. Тут всё чрезвычайно замечательно. Архаический мотив в орнаментации сохранен, а наслоение на нём нового культурного образования, не соответствующее духу иудаизма, отбрасывается с полной решительностью. Впрочем, ортодоксальные, особенно благочестивые евреи, восстают даже и против ношения креста и в качестве украшения. Объяснение этого явления более сложно, чем это может показаться на поверхностный взгляд. Во-первых, ничто не должно напоминать даже в форме отдаленной ассоциации о том, кто был врагом закона и народа. Этот фанатизм, несомненно, присутствует в мотивах такой нетолерантности к кресту. Во вторых, и на этот раз уже бессознательно, здесь может играть роль и элемент эстетический. В пластическом образе креста имеются две линии – вертикальная и горизонтальная, её пересекающая. Вертикальная линия, со времен почти доисторических, в столбах, в обелисках, в колоннах, всегда олицетворяла собой стремление человеческого духа вверх. Даже взмах руки вверх есть уже призыв к волевым парениям. Вся еврейская история, со времени гордого Иуды до наших дней, есть такое именно вертикальное стремление в пространстве и времени. Наперерез вертикальной линии в кресте идет линия горизонтальная, как бы отрицая и зачеркивая вертикаль. Всякое крестное знамение, пластическое или молитвенное, производится именно так: оно начинается с начертания вертикальной линии и кончается её пересечением. Нет никакого сомнения в том, что антипатическое чувство, вызываемое таким зачеркиванием вертикали, безотчетно и коренится в недрах бессознательного. Можно понять движение души Мефистофеля при виде шпаги, взятой за лезвие и обращенной, таким образом, в крест. От такого образа Мефистофель с ужасом откидывается. Но поднимите перед ним шпагу нормально, острием к небу, и такая вертикаль не только не испугает Мефистофеля, но даже обрадует. Символически она будет соответствовать неистребимому стремлению науки и философии, искусства и всемирного практического разума в беспредельную высь. Иудей тоже внутри себя содрогается от этого смертоносного и противоречивого в своей основе символического начертания, в котором искажается и отрицается естественное стремление духа вверх. В орнаменте ломанные линии не внушают такого чувства. В ломанных линиях изменяется путь прямой, а в кресте он зачеркивается. Вот этого именно зачеркивания, противоестественного, а потому самоубийственного и истерического, ясный и верный дух Израиля и не выносит. Вот что лежит в глубинах еврейской, а, в гиперборейском смысле, и общеэстетической психологии всех прошедших веков и всех будущих, что бы ни зачеркивал сегодняшний день. Христос – это только сегодняшний день. За ним и после него – века.