Рембрандт - Аким Волынский

Рядом с нею – бородатое лицо старого еврея, обращенное в ту же сторону. Лица других фигур не видны. Но изогнувшаяся женщина с опрокинутым бокалом, из которого льется вино, в правом углу картины, представлена со всем мастерством графики и светотени. Вообще эта ранняя картина, носящая следы болоно-феррарской школы XVI века, полна жизни слегка театральной, но очень идущей к сюжету пятой главы книги Даниила. Если взглянуть на это произведение рембрандтовской кисти с идейной стороны, оно окажется сверхвременным или символичным для всех веков. Один должен смениться другим. Это никогда не бывает без кровавых катастроф и таинственных надписей, их предваряющих, разгадываемых историческими Даниилами, но смутно понимаемых и чувствуемых всеми. Но всем таким социально-политическим катастрофам обычно предшествуют пиршества, разгул и пьяное веселье. Рембрандт понимал это великолепно. Но талант его был ещё не в апогее, чтобы такую мировую тему изобразить более проникновенно и более глубоко, в таком духе и стиле, с таким художественным тактом, как он это сделает впоследствии в картине «Синдики». В последней картине тоже слышатся гул и рев ветра, грозных волн восстания, набегающих на плотину новых социальных сил. Но всё это дано в предчувствии и не ослепляет зрителя своею непосредственною видимостью. Картина же Мене Текея в коллекции графа Дерби ярка, живописна, формально прекрасна, но банальна.

8 сентября 1924 года

Вообще, видения Даниила интересовали Рембрандта почти до последних годов его жизни. Через его истолкование прошли почти все главные части книги великого пророка, но в таких иллюстрациях, красочных и гравюрных, которые особенною ясностью не отличаются. Так, в 1650 году он сделал темою одной своей картины восьмую главу книги пророка Даниила, тот её момент, когда таинственный голос велит архангелу Гавриилу объяснить пророку представшее перед ним видение козла с неравными по величине двумя рогами. К этому козлу приблизился с запада другой козел, «не касаясь земли», с одним рогом между глазами, который повергнет на землю и растопчет первого овна. Такова тема этой живописной иллюстрации, не отличающейся у Рембрандта, как я уж сказал, особенною ясностью. В отступление от библейского текста, Даниил представлен склоняющим колено в беседе с ангелом. Само собою понятно, что черта эта взята из иного мира и из иных времен, с оттенком католической традиции, столь чуждой иудейскому духу. Ещё надо отметить, что сам Даниил, писанный по Титусу, представлен слишком молодым, несоответственно действительным его годам в изображаемое время.