Рембрандт - Аким Волынский

Жизнь Рембрандта с Гендриккией Стоффельс мы уже охарактеризовали довольно подробно. Отметим, что и здесь светящийся домик сохраняет своё прежнее значение и силу. Опять-таки Стоффельс стоит рядом с Рембрандтом во всю свою величину. Место её никем не оспаривается, никому не оказано перед нею никакого предпочтения за всю долгую совместную шестнадцатилетнюю жизнь, и это очень знаменательно, особенно, если принять в расчет пламенный темперамент художника и богемный быт всех коллег его по кисти не в одной лишь Голландии и Фландрии. И всё, что творится в жизни Рембрандта, всё это творится в семье, не выходит за её порог, не выливается мутным потоком на улицу. Рембрандт разоряется, судится с кредиторами, переживает неприятности одну за другою, переселяется из собственного, хорошо обжитого уюта, в гостиницу. Но всё это не разрушает цельного домика, хотя и терпящего бурю. Все тут около одной печки, всё выносится вместе, соборно, содружно и сплоченно. Это настоящая правда человеческих отношений, лучший и вечный завет, данный людям на все времена. Если Рембрандт был евреем, то он был хорошим евреем. Среди искушений и соблазнов своей профессии, он не отходил от своего светящегося домика, ни на шаг, ни в дни счастья, ни в дни катастроф. Хотя Стоффельс и была женщиной новоарийского типа, культ семьи остался в жизни Рембрандта неизменным. Если можно говорить о Рембрандте, как воспитателе, то отнюдь не в том смысле, в каком говорит об этом предмете Лангбек. Не тевтонский, не германский дух, а именно иудейский делает всю жизнь, как и всё творчество Рембрандта, морально-поучительными во всех отношениях. От картин его веет не эстетикой, даже не красотой, а тою моральною сущностью, которою жив человек. От его отношений к женщинам веет тем же духом. Все сосредоточено на одной и той же цели. Повсюду у него светящиеся домики. Каждая его картина – им озарена. Любя женщину, он строит домик. Рембрандт пишет картину, выводит иглою офорт – всё тот же домик. Домик, домик и домик – вот иудейская правда, вот еврейская жизнь.

У нас нет никаких эмпирических доказательств принадлежности Рембрандта к еврейскому народу. Официальных свидетельств никаких. Если же, однако, судить по жизни, творчеству, то человек этот был еврей. Но пусть даже Рембрандт был по происхождению ариец-голландец, пусть к еврейству в расовом смысле ни он, ни предки его не имели никакого отношения. Всё же понять его искусство можно только под иудаистическим углом зрения. Он мыслил и чувствовал, как иудей. А, как мы раньше говорили, иудейская духовность есть один из основных видов или типов общечеловеческой духовности вообще.

9 июля 1924 года

Голландский портрет