Рембрандт - Аким Волынский

Лицо Гендриккии – уже не младенческое. Оно полно женственного очарования в арийском типе. Лоб мягкий, светлый, достаточно высокий, скрывающий под собою родник плещущих мыслей. Он выше лба античных лиц, а также и героинь тициановской кисти, с которыми так роднят Гендриккию черты её лица. Ничего за этим лбом не чувствуется отвлеченного, никаких сгустков морально-иератического пафоса. Всё в нежном разливе одного женственно-эмоционального настроения, искусительно-красивого в своей зазывной и ласковой теплоте. Может быть, Гендриккия на этом моррисоновском портрете слегка идеализирована Рембрандтом применительно к типу, излюбленному венецианским гением, но сразу видно уже по одному лбу, что это не итальянка. Итальянка таит в своей крови принцип круглой законченности, завещанный ей этрусским элементом, поддержанный и развитый чувственно-волевою культурою многих веков. Гендриккия так близка к земле, что от неё как бы исходит благоухание разрыхленной почвы. В Италии горы, вулканы, леса, а тут, в Голландии, пески, дюны и летом яркая зелень лугов, под насыщенным парами небом. А подо лбом Гендрикки две дуги прелестных и нежных бровей. Так же нежно и выражение глаз, кокетливо-мечтательно глядящих из своего влажного лона. Итальянский глаз – живой и сверкающий. Это цветной фонарик, освещающий путь в темноте насыщенных прозою чувств и настроений. Фонарик горит и руководит. Французский глаз блестит холодным и нарядным блеском остроумия, в который облечен темперамент. Темперамент заостряется в иглах остроумия. Это шампанское, пенящееся и играющее, но не колющее и опьяняющее. Немецкий глаз женщины чреват полновесною сантиментальностью, драматизирующей эротическое чувство. Глаз голландки равнодалек от всех бездн, лишен огненного темперамента и говорит о любви более спокойной, в произведениях Терборха (тер-Борха), Мириса, ван дер Меер Делфтского, и других художников семнадцатого века. В темпераменте своём голландка близка русской женщине: пожары её недолгосрочны, В её чувствах всегда слышится прохладный ветерок, дразнящий и завлекающий. Вот какие глаза у Гендриккии Стоффельс. Они ласкаются к чему-то в спокойном свету. Вся нижняя часть её лица, ухо и шея – всё это залито нежнейшими тонами. Нос и рот вибрируют в чувственном ритме. Нижняя губа слегка припухла над ямочкою подбородка. Длинные подвески серег купаются в светлой ублажающей влаге. Всё вообще в портрете бело, светло, полно ровных скрипичных аккордов на певучей высоте. От этого портрета можно не отрываться целыми часами – так он слитно чудесен в своём соединении здоровой крестьянской основы изысканною культурою городов.

Такова была голландская Венера XVII века и никакою другою она быть не могла. Голландцы обуздали свою природу каналами, шлюзами и плотинами. Насадили леса на песках и болотах, родили весь внешний облик своей страны. Они же обуздали и свою женщину, в её первичном темпераменте, пригнув её к влажной земле. От голландской Венеры так и веет плодоносными дождями урожайного лета. Она приспособлена к семейному укладу, и её энергии хватает на многотрудную супружескую жизнь. При этом, однако, служение семье не носит у неё характера строгого и беспощадного культа, как у еврейки: в голландке всё-таки сидит Венера, которой в еврейке абсолютно нет. У евреев только Мать, только Невеста, как будущая Мать, вообще на первом плане богослужебный алтарь семьи.