Рембрандт - Аким Волынский

Возвращаясь к теме этой главы, отметим ещё раз: дух и гений Рембрандта фатально оставались замкнутыми в еврейской среде, по крайней мере в ближайшем поколении от сына, рожденного в брачном союзе с Саскией. Этот херувим женился на своей двоюродной сестре. Присмотримся к нескольким её портретам, оставленным кистью Рембрандта. Один из них относится к 1665 году, когда Магдалина ван Лоо могла быть только невестою Титуса. Черты лица совсем еврейские. Некоторая специфическая припухлость век в связи с апперцептивной серьезностью взгляда, некоторая оцепенелость выражения, всегда присутствующая при сосредоточенной мысли, почему то органическая неспособность к смеху, ощущаемая во всём облике девушки – всё это детали еврейской физиономии. Еврейские девушки смеются мало и неохотно, в особенности по сравнению с девушками других народностей. В них вы скорее вызовете прилив сантиментальности, чем живое непосредственное веселие. Если такая девушка окажется писательницей, то муза её будет лишена юмора: она будет, при всей возможной возвышенности, тяжеловесна и серьезна. Если судить о Магдалине ван Лоо по портрету Кольмарского Музея, то всё показывает в ней именно сантиментальность еврейского отлива, именно благопристойную наивность, в которой не говорит и не поет никакая сексуальность. Но духа женственного организма в ней не видеть ни в малейшей степени, даже куда меньше, чем в живописном облике Саскии. Замечателен в портрете вырез груди, скромно захватывающий только плечо и обрамленный белой пеной верхней части корсажа. Вырез этот, конечно, не еврейский. Декольтированность не свойственна настоящим еврейкам, платье они носят глухое. Но из всех возможных вырезов еврейка, если она ещё хранит в себе чистую традицию своего народа, возьмет только такой, какой изображен на кольмарском портрете. Шея обнажена, лицо купается в свежей и белоснежной стихии, не тревожимой ничем. У евреев когда-то существовало обыкновение, купаясь в Чермном Море, облиться потом ещё и струями Иорданских вод. Такой вырез, целомудренно скромный и спокойный, – и есть клочок иорданской стихии, дающий только эстетическое радование, чуждое всякой эротики. Откройся женщина глубже, и вот мы окажемся в мутных волнах Чермного моря, далекие от детской ясности первоначальных эмоций. В руках Магдалины ван Лоо – домашняя собачка: всё подчеркивает и поддерживает впечатление девической безыскусственности, хотя и эта собачка, во всей непритязательности композиционного замысла художника, всё же должна быть отнесена к нововведениям габимы. Ни собачек, ни кошек, ни других зверей ортодоксальные женщины Израиля не держали на своих руках. Самые руки Магдалины ван Лоо плотные, массивные, не утонченной культуры, с драгоценными браслетами из крупных жемчугов. Пожалуй, это тоже семитическая черточка: некоторая неуравновешенность в украшениях, всегда скорее тяготеющих в сторону иератического убранства, нежели светской нарядности, требующей вкуса и меры. Два браслета на обеих руках, большой и грузный медальон на груди, жемчужная цепь на шее и богатейшие серьги в ушах: это женщина более для богослужебного ритуала из эпохи ветхозаветного храма Соломона, чем для украшения амстердамского салона. Вот почему особенным диссонансом и является сидящая на руках Магдалины собачка: габима путает, синкретизирует стили веков и народов.