Рембрандт - Аким Волынский

Переходим ко второму портрету, о котором мы говорили выше. Великолепный портрет этот находится у Эдмонда Ротшильда в Париже. Саския изображена в необыкновенно торжественном туалетном наряде. На ней какая-то неслыханная тюрбанообразная громадная бархатная шляпа. С плеча спускается ассиро-вавилонская кисть, тяжелая и декоративная. Через плечи перекинут шарф. Надеты драгоценности, жемчуга, корсаж окаймляют сверкающие бляхи. Платье из богатой материи. Длинные серьги в ушах. Лицо продолговато узкое, в этом отношении существенно отличное от всех остальных изображений той же женщины, как бы осунулось, ничего не проиграв, может быть, даже выиграв в красоте. Саския одета для торжественного выхода на улицу. Если в предыдущей картине мы имеем Есфирь, в одеждах сетования, с грозным указом в руке, то здесь она преставлена в тот момент, когда, сбросив с себя горестный наряд, она облеклась во все свои великолепные наряды и уборы и направляется во дворец, чтобы обратить на себя внимание своего царственного мужа. Библия подчеркивает, что Есфирь волновалась при этом двумя чувствами – лицо у неё было радостно от любви, а сердце стеснено страхом от сознания великой ответственности, взятой на себя. По моему мнению, таково содержание этой картины, писанной сейчас же вслед за предыдущею картиною, в 1635 году. С Дидоной Рембрандту нечего было делать. Здесь же он был в теме, ему родной и доступной. Да и в еврейском это духе трактовать и воспринимать свою жену в возвышенных образах Малки-царицы, особенно в праздничные дни. Один этот портрет удивительно рисует настроение Рембрандта в благословенные тридцатые годы его жизни с Саскиею в Амстердаме. Все было к его услугам, в полноте сил, в богатстве, в успехах. Гений художника клокотал первыми своими творческими огнями. Имя его было уже у всех на устах. В доме же, убранном комфортно и уютно, цвела здоровая и плодоносная любовь. Это был апогей в жизни Рембрандта, длившийся не больше десяти лет. Как мы уже знаем, с 1642 года карьера художника была потрясена, и открылся ряд неудач и треволнений. Когда из обихода его ушли простая бытовая правда и благословенные утехи женской преданности, весь дух Рембрандта помутился и на всё кругом легла для него мрачная тень.

Обратимся ещё к одному портрету года же 1635 года. Саския изображена в профиль, слегка пополневшею, немного даже видоизмененною в общих своих чертах. Волосы её потеряли свою прелестную пушистость на этом портрете. Они лежат некрасиво и беспорядочно, передняя часть их кажется даже не причесанною. На шее ожерелье и цепь с крестиком. Эту последнюю цепь мы видим только на данном портрете, причём крестик является совершенною неожиданностью. Или это дань габимы, или же, как весьма возможно, просто детерминатив для той или иной модели, интересовавшей художника. Во всяком случае, крестик больше не повторяется у Рембрандта ни на одной картине: очевидно, он не принадлежал Саскии. Если носят крест, то носят его более или менее постоянно. Он, впрочем, так же мало идет к Саскии, как мало шел бы к самому Рембрандту жест крестного знаменья. Весьма легко себе представить крестящимся Рубенса или Ван-Дейка, но трудно вообразить Рембрандта кладущим поклоны в католическом костеле. Инстинктом угадываешь не только расу, но и подлинные верования этого человека.