Рембрандт - Аким Волынский

К 1633 году относится изображение нескольких флор с обликом Саскии, не представляющих ни большого художественного, ни иконографического значения. Растительного элемента в женской природе Рембрандт не прозревал с достаточною ясностью. Бывают виды праздничных хлебов, например, русская пасхальная баба, украшаемых цветами, обычно, грубыми бумажными розами. Конечно, ничего от флоры в таких декоративных затеях нет. Наш пример преувеличен в целях наглядности, но нельзя не признать, что упомянутые изображения, в самом деле, лишены той мягкой поэтичности, воздушности и гибкости, без которых нельзя себе и вообразить никакого растительного очарования. Кроме того, присутствующий в этих портретах мифологический элемент тоже не соответствует общему характеру творчества Рембрандта, как мы это увидим впоследствии. Отметим лишь попутно, что если флоры эти не дают впечатления античности, то вина здесь не только в художнике, но и в самом объекте. Еврейская женщина мало пластична в корнях своего существа. Человеческое преобладает в ней над космическим. Оттого по сравнению с женщинами других европейских народов она производит в целом впечатление иногда несколько безотрадное в эстетическом отношении. Но смотря на лицо Саскии в картине Рембрандта, так и рисуешь себе еврейский маскарад, на который она явилась бы в костюме Флоры. И хотя Саския вся усыпана цветами, она тем не менее остается тяжеловесно сознательным созданием, плохо сочетающимся с сонною красотою дремлющих растений полей и садов. Мы имеем Флоры двух годов: 1633-го и 1634 года, когда Саския была уже женою Рембрандта. Наша эрмитажная Флора кажется особенно несообразною; в ней уже настолько выражен серьезный материнский элемент, что цветы представляются чрезмерно искусственными и ничем не оправданными. Личико пухлое, почти надутое, проигрывающее от неудачного туалета и убора. Гениальный Рембрандт был лишен того, что мы называем вкусом в декорировании женской красоты. Замечательная вещь, если в картине цветов не особенно много, лицо начинает постепенно выигрывать, и впечатление пасхальной бабы, или неудачного маскарада, исчезает. Так на парижском портрете Саския уже не шокирует, хотя и можно пожалеть о присутствии на голове нескольких цветов. Глазам, обращенным слегка вправо, придано мечтательно задумчивое выражение, и это сообщает лицу в картине необходимый приоритет. Оно не подавлено орнаментом растительности, с которою природа еврейской женщины плохо спрягается. Черту эту следует запомнить. Насколько полна растительной поэзии женщина французская! Это всегда цветущая роза Европы. Даже махровая, даже поблекшая и облетевшая, она все ещё хранит свою богатую ароматность. Не менее пленяет нас и гордая английская линия стройностью и тонкостью своего стана. Английская женщина при этом и сладострастна, как никакая другая женщина в мире. В строго обтянутом туалете, облитая своим платьем даже в эпоху французского рококо, она красивою змеею обвивает всё, к чему прикоснется. Русский полевой цветок, лишенный садовой культуры, берет свежею поэтичностью и чистою прелестью своих природных очертаний. Он душист и разнообразен. Тут и ландыш, и фиалка, и знойный подсолнечник, и мак, и васильки. Все эти цветочки имеют каждый в отдельности свою натуру и вместе с тем то общее, что все они растут свободно, не направляемые регулирующею рукою садовника. Характер полевых цветов имеют и северо-германские женщины. Вспоминаешь незабудку, скромные лютики, но и некоторые садовые, цветки, особенно вроде резеды, скромной и пахучей, или такого кустового цветка, как сирень. Садовая культура весьма коснулась южно-германской женщины, в частности, австрийской, соперничающей с французской и сочетающей латинскую грацию с тевтонской сантиментальностью. Итальянская женщина представляет собою вид дикого цветка, сильно пахнущего и очень материального. Она источает из себя пряный аромат. Что касается, наконец, испанской женщины, то этот желтый страстный цветок достаточно известен и не нуждается в характеристике.